«Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз,
борода из ваты!
Ты подарки нам принёс?
Хрен ты волосатый!»
Пролог.
Время шло. Наступила вторая середина декабря. Скоро Новый год и буквально все озаботились его встречей. А тут ещё сессия на носу. Короче все уже не ходили, а летали, по институту сдавая долги, получая зачёты, и готовились к празднику.
Не секрет что Новый год самый любимый праздник в стране. Он несвязан никакими догмами, и по хорошей русской традиции его можно отмечать несколько раз! Хотя он и имеет разные названия. Вот примерный список праздника Новый год: с 25 декабря для особо озабоченных отмечаем буржуйское рождество; с 31 декабря на 1 января Новый год; потом плавно с 1 по 13 января Всемирный день гранёного стакана; ну и апофеозом служит Старый Новый год! А после этого все пытаются сосредоточенно перестроиться на рабочие рельсы, лечась рассолом и пивом.
Ну и мы студенты не являемся исключением в этом большом «праздничном марафоне». Конечно, нам труднее. Когда все отдыхают, многие из нас в перерыве между празднествами сдают экзамены. Ну, это не помеха и мы дружно поддерживаем народную традицию.
Что такое праздник Новый год? Для тех, кто не знает это хитрая штука. Наступает он в 12 часов ночи с 31 декабря на 1 января:
•Приготовление некоторых блюд для застолья, без которых не проходит ни один Новый год, начинаются с утра 30 декабря;
Это: зимний салат, холодец и, конечно, бутерброды из багета со сливочным маслом, красной икрой и свежими овощами;
•Первая фаза праздника по «открепительным талонам» из дома проходит во времени обеда на рабочем месте, обычно пьют шампанское с водкой;
•С 7 до 10 вечера происходит сбор компаний по интересам и предпочтениям где-нибудь в месте проведения мероприятия;
•После 10 садятся за стол и начинают есть, и наливаться алкогольными напитками. (Особо неудачливые встречают Новый год под столом или в салате!);
•После боя курантов в 12 часов ночи народ проветривает головы от хмеля. И занимаются народными русскими развлечениями: катаются с ледяных горок, пьют шампанское и водку на улице, фотографируются и дожидаются наступления Нового года в столице нашей родины Москве, если они живут не в том же часовом поясе.
•Ну а потом кому что нравится: смотрят телевизор, бьют друг другу морду, трахаются ну и ещё делают всякие интересные вещи часов так до 6—7 утра...
•Всё обычно кончается сном. С этак часиков 4—5 утра до 3 дня и дальше начинается «лечение похмельного синдрома» с обильными возлияниями алкоголя переходящего в обыкновенную пьянку...
— 1 -
Меня уломали и я скрепя сердце, согласился на проведение праздничного мероприятия у себя в квартире. Мне предстояло стать радушным хозяином праздника и возможно пережить «падение Римской империи» а заодно и «Колизея» «находящихся» у меня дома. Студенты народ, безалаберный ну а если прибавить к этому обильные возлияния «огненной воды», то их смело можно отнести к категории «варваров» разгромивших Рим! Но «назвался груздем, полезай в кузовок»...
Распределила хозяйственные заботы, и начали подготовку. Ко мне домой сносились необходимые ингредиенты проведения праздника. Это и ящик шампанского, пара ящиков водки, немереное количество баночного пива и прочая, и прочая, и прочая... Татьяна вызвалась сварить холодец и овощи для салатов. Порезать их решили вечером перед новым годом.
Пришла она ко мне домой 30-го утром. Мясо и лытки на холодец были по её указанию на ночь залиты водой и так оставлены для... А хрен его знает для чего! С собой она привела помощницу. Ей оказалась Рыжая. Девчонки, переодевшись, приступили к готовке. Я как человек, не обладающий необходимыми знаниями, но нужный «для принеси и подай» — поступил в их распоряжение. Короче крутились мы на кухне с утра и до позднего вечера пока последний лоток не был залит и не вынесен на балкон остывать. Позже предстояла финальная операция по водворению остывшей массы в холодильник. Всё же на улице не месяц май и температура около минус 20 градусов!
Когда все лотки были выставлены на балкон, Рыжая стала собираться домой. И никакие уговоры её не остановили хотя, надо признаться, Таня, да и я и не очень старалась. Надо полагать, у неё на эту ночь ещё были грандиозные планы, ну а я как все. (Хорошая позиция. И не выделяешься и получаешь всё в комплексе... ). Я как истинный джентльмен оделся и проводил её до дороги. Где несмотря на протесты, поймал такси, дал ей деньги и отправил домой. Время было позднее, и добраться домой по-другому да ещё при усиливающемся морозце было проблематично.
Вернулся домой через полчаса. Таня уже закончила с уборкой и залезла в ванну мыться. Не слушая мои неубедительные протесты и отнекивания по поводу усталости, позднего времени она затащила меня в кровать, причем родительскую и мы занялись любовными играми не очень активными, но достаточно долгими... Потом помывшись, забили холодильник лотками и только тогда угомонились. Правда, Татьяна «требовала продолжения банкета» но мы оба были такие уставшие, а доводы столь нелепые, что я игнорировал продолжение «физкультуры» в пользу здорового сна.
Проспали мы до одиннадцати и когда встали, началось то, чего я опасался, и что уже случалось здесь. Татьяна почувствовала себя «хозяйкой» и начала командовать «ломая» мои устоявшиеся привычки и действия. Посмеявшись, я сделал ей шутливое замечание и, накинув старую шубейку, вышел на балкон покурить с чашкой крепчайшего кофе. Когда вернулся, всё в квартире переменилось. Если до этого были «порывы бриза», то теперь «разражалась буря». Попробовал снова поговорить с Таней, но она только громче застучала посудой на кухне. Когда мне это надоело, предупредил открытым текстом:
— Таня. Ты слишком круто забираешь. Ты здесь не хозяйка и не стоит мне портить настроение с утра!
В общем, как и бывает в таких ситуациях: «Слово за слово да «членом» по столу... «! Она со слезами собралась и выскочила из квартиры, обзывая меня по-всякому. Самое приличное было типа: неблагодарный ублюдок и эгоист... Посмеялся над её потугами и, похоже, зря. Вообще-то, она была хорошей девчонкой только упрямой. Отложив перемирие на вечер, занялся окончательной подготовкой к празднику, а для тренировки откупорил баночку пива из холодильника.
— 2 -
Позавтракав, решил отдохнуть, прилёг да и уснул. Продрых до прихода основных сил, должных привести в порядок остатки квартиры и заняться приготовлением дополнительных яств и салатов, а также сервировкой стола. Несколько раз звонил Тане, но у неё был отключен телефон и я бросил это занятие, решив: перемелется, мука будет... или; а куда она милая с подводной лодки денется!
Делась! Около восьми вечера пришла Рыжая и сообщила:
— Видела Таню. Она сказала, что будет отмечать Новый год у друзей. Вы что поссорились?
— Ну, есть маленько... Придется, видимо, за ней в общагу идти!
— Так, нет её там! Она при мне в такси села и куда-то укатила, — сообщила Олечка, идя на кухню помогать девчонкам.
Изнывая от отсутствия информации и даже некоторой ревности, я ни на чем не мог сосредоточиться. Пытался помогать девчонкам, но был изгнан с кухни за тупость. Голова была занята не тем. Потом стали подходить парни, и я организовал кружок: «А как вам стопарик перед праздником!»... Ну, они-то приходили с дамами и не очень меня поддерживали, больше делали вид. И уже до того как мы сели за стол я наклюкался. Нет, ещё не падал, но уже был на грани. Не сказать, что испортил праздник, но явно не служил его украшением. А после того как выпил шампанское под звон курантов просто отключился. Причем отключилась голова, а тело продолжало вести себя не очень хорошо.
Наверное, старая песня В. С. Высоцкого про такое и написано:
А наутро проснулся —
мне давай сообщать,
что, хозяйку ругал...
всех хотел застращать...
Что, мол, песни орал...
* * *
Лил на стены вино, а кофейный сервиз,
растворивши окно —
просто и выбросил вниз
В общем дали мне по «фейсу» и уложили спать, а сами пошли дальше праздновать, оставив меня в квартире. На моё счастье со мной осталась Рыжая и, причём добровольно. Но никому до этого не было дело. Народ праздновал, а я валялся пьяный на диване.
* * *
Пробуждение стало кошмаром. Я ничего не помнил, что со мной случилось. Хотелось пить. А во рту как водится «нагадили кошки»! И, причём похоже, они собрались со всей округи для этого великого дела. Я лежал укрытый пледом, и при попытке подняться у меня закружилась голова. Громко выругался и тут раздался ангельский голосок, который сотряс мою бедную голову до основания:
— Ну, как дела алкаш? Протрезвел? Поди, пить хочешь?
И к моим губам подплыла кружка с холодной водой. Я припал к ней как оголодавший ребёнок к соску матери и пил, пил, пил... Осушив до дна, с трудом повернул голову и сфокусировал взгляд на дающем. «В поле зрения попал огненный шар этакий «горящий нимб»... «.
— Это ты Рыжая? — просипел я, впервые называя её так в лицо.
— Кто? — опешила она.
— Кто, кто! Рыжая! Рыжая-Оленька, — поправился я.
—... — она рассмеялась, — вот так почему-то меня никто не называл.
Её смех опять больно ударил по «мозгам». Я осмотрелся и, не увидев никого, задал глупый вопрос:
— А остальные где?
— Так ты ничего не помнишь? — вопросом на вопрос ответила она.
— Нет, — я помотал головой и тут же скривился от боли.
— Да ты же всех выгнал вчера, а потом рухнул на диван и отрубился. Я осталась, чтобы присмотреть за тобой. А то вдруг... — она не закончила.
— Сколько времени? — опять пробурчал я, пытаясь встать.
— Почти семь.
— Утра? — затупил я.
— Ну конечно, утра, сегодня первое января.
— А там есть... Осталось, что ни будь, — неопределенно покрутил я пальцами.
— Водка! Целая бутылка... — произнесла она осуждающе, — ты что? Алкоголик?
— Нет... Но подобное лечится подобным... — и схватился за голову, которая, похоже, вздумала лопнуть.
Неодобрительно посмотрев на меня, она вышла из комнаты. Решив, что «братской» помощи мне не дождаться я с трудом встал и, пошатываясь, поплелся в кухню. Когда я дошёл до неё, то увидел, как Рыжая собирает на поднос для меня закусь. А по центру подноса красовалась запотевшая бутылка «Сибирской» и большой гранёный стакан. Не раздумывая, я схватил вожделенное лекарство и, скрутив крышку, плеснул в стакан. Потом дрожащей рукой поднял посудину и влил в себя.
Вот тогда-то я и подумал, что умру. Проклятая жидкость не желала провалиться в желудок, а хотела наружу. Организм не хотел отравы, но «мозг» как самый крутой «мэн» победил! Он заставил проглотить и удержать в себе эту гадость. И через пять минут мне полегчало.
Перекурив, прямо здесь в кухне, чего я себе никогда не позволял. Я «принял на грудь вторую» и только сейчас закусил. Алкоголь приятно разливался по телу, нейтрализуя «токсикоз», вызванный неумеренным винопитием. Мне захотелось спать, и даже не поблагодарив своей сиделки, я поплелся в комнату и, рухнув в кровать — отрубился.
— 3 -
Второе пробуждение было уже нормальным. Ну почти. По крайней мере, меня не выворачивало и не мутило. Я лежал в своей расстеленной постели раздетый и укрытый одеялом. Честно говоря, не помню, чтобы я это делал. Но думать об этом не хотелось. Было хорошо вот так просто лежать и смотреть в давно знакомый потолок. Возможно, я снова уснул бы, но из кухни раздавался какой-то шум.
— Кто там хозяйничает, — подумалось мне, — надо встать и посмотреть.
Пересилив свою лень и немощь, я встал, накинул халат и вышел в кухню. Ну конечно! Там была Рыжая. Она колдовала над чем-то горячим и вкусным. Вот тут-то желудок напомнил мне, что человеку надо есть, а не только пить отраву. Не оборачиваясь, Рыжая сказала:
— Привет. Выспался? Есть будешь?
У меня в желудке заурчало и я, сглотнув обильную слюну, высказал своё согласие:
— Конечно... С прошлого года ничего во рту не было, — пошутил я.
— Садись я тебе положу.
Я сел, а она, взяв тарелку, наложила мне картофельного пюре с мясом. Поставила кучу тарелочек с салатами и налила в чашку сока. Строго посмотрев на меня, с ехидцей в голосе спросила:
— Может, тебе что покрепче?
—... — отрицательно закрутил я головой, — представив, как я пью водку, и меня выворачивает прямо здесь.
Когда я доел, и мне ещё полегчало, я обратил внимание что от вчерашнего разгрома ничего не осталось. Посуда помыта и убрана в шкаф. На кухне прибрано и, похоже, даже пол вымыт! Я посмотрел на Рыжую и произнёс:
— Спасибо тебе.
— За что? — удивилась она.
— Ну-у, прибрала здесь, меня накормила...
И только сейчас обратил внимание на её вид. Синяки под глазами, в движениях сквозит усталость,
— А она ведь не отдыхала, — подумалось мне, — ночью меня караулила, а потом когда я опять дрых, прибиралась...
Вслух же сказал:
— Ты спать хочешь?
—... — она устало кивнула.
— Тогда иди, мойся. Я сейчас халат и пижаму двоюродной сестры найду, — критически осмотрев её фигуру, добавил, — тебе должно подойти. Ты худенькая. И не бойся, ляжешь в комнате родичей. Если что, там есть шпингалет. Закройся...
Оленька посмотрела на меня с благодарность и произнесла запинаясь:
— Да я наверно лучше домой пойду...
— Да ладно тебе, — устало махнул рукой, — Отдохнёшь и пойдёшь. Иди в ванну, — а сам встал и пошёл искать сестрины шмотки.
Когда я вернулся, она всё ещё журчала водой в ванной. Повесив вещи на ручку, прокричал, стараясь пересилить шум воды:
— Вещи на ручке двери. Я пойду, застелю тебе чистое бельё.
Не дождавшись ответа, пошёл перестилать постель. Когда я закончил, она всё ещё плескалась. Я сел в кухне и стал бездумно смотреть на закрытую дверь ванной. Она вышла минут через пять. Короткие пижамные штанишки смешно выглядывали из-под халатика. Её острые худые коленки вызвали умиление и улыбку. Она спросила:
— Ну, я пошла?
— Иди, там всё готово, — произнёс я, хотя мне вдруг захотелось обнять её.
Рыжая ещё мгновение постояла, как бы ни понимая, что от неё ждут, и ушла. Когда я через пять минут заглянул в комнату спросить, как она устроилась, то она уже спала. Спала как ребёнок, свернувшись калачиком на самом дальнем краю постели. Места ещё оставалось, наверное, на двоих. Я подошёл, поправил одеяло, а потом присел, рядом разглядывая её. Она улыбалась во сне. Лицо было такое... ну даже не могу определить беззащитное и милое. Улыбнувшись, я тихонько лёг рядом, чтобы не потревожить её сон. Глаза стали закрываться и не в силах противиться сну я сам провалился в объятия Морфея.
— 4 -
Проснулся я от звонкого смеха, раздававшегося рядом со мной. За окнами было темно. Похоже, мы проспали весь день! Вспомнив, где я повернул голову и встретился со смеющимся взглядом Рыжей.
— Ты меня караулишь? — прозвенел её голосок.
— Ну... В некотором роде... Стою на страже! — нашёлся я.
— Ага! С закрытыми глазами! — уже в полный голос засмеялась она.
Её смех не был язвительным или обидным, она просто шутила.
— Да эта пьянка меня подкосила, вот и присел отдохнуть... Ну и уснул, — оправдывался я.
Она замолчала вдруг став серьёзной и с запинкой через силу спросила:
— А я тебе нравлюсь?
—... — я, не раздумывая, кивнул головой.
Она опять замялась и шепотом срывающимся голосом произнесла:
— Поцелуй меня, — и напрягшись, закрыла глаза.
Приподнявшись на локте, я подался к ней и медленно прикоснулся к её губам, тут же отпрянув. Приоткрыв глаза, она поймала мой взгляд и почти по слогам спросила:
— И это всё?!
— Нет...
Я опять наклонился к ней и на этот раз уже впился в её мягкие губы с такой страстью, что сам не ожидал! Это было что-то волшебное. Казалось, страсть, копившаяся во мне, причем без моего согласия выплеснулась, наружу погребя нас под собою. Я не помнил и не хотел знать, где я, зачем я... Важно было только что я с ней, сейчас и мы вместе...
Насытившись её мягким медовым ротиком, я перешёл к лицу. Поцеловал каждый изумрудно-зелёный глаз, каждую веснушку... Она страстно, но неумело отвечала мне, отдаваясь этому занятию без остатка. А я, потеряв голову, уже целовал её тонкую белую шейку, спускаясь вниз. Моя рука скользнула под пижамную куртку и сжала очень большой для её тела сосок. И без того набухший под моими пальцами, он стал совсем как камушек, твердый, теплый и приятный на ощупь.
Отпустив его, я начал медленно расстегивать пижаму. Она задрожала, закусила губу и даже побелела. Я, видя это, опять припал к её губам. Страстный поцелуй, до умопомрачения, и сверкания звездочек в глазах, чуть ли не до потери сознания от нехватки воздуха...
И вот я уже стою на коленях перед ней. Края курточки разведены в стороны открывая мне доступ к её грудкам. Малюсеньким и таким привлекательным увенчанным большими светло-розовыми сосками. Я просто как скала нависаю над ней, любуясь неожиданным видом.
— Я очень страшная, — тихим голосом прерывает она наше молчание.
Не отвечая ей, я наклоняюсь и целую по очереди сосочки, потом покрываю поцелуями грудки и, подняв глаза, трагическим голосом произношу:
— Ну не совсем. Если только тебя умыть и расчесать, то очень даже ничего... — и смеюсь.
Она, делая вид, что сердится:
— Я серьёзно, а он шутки шутит!
— Так и я серьёзно, — наклоняюсь и принимаюсь опять посасывать её прелестные соски, попутно лаская их языком.
Не выдержав испытания, она стонет и начинает ёрзать по простыне.
— Как же это хорошо, милый... — тянет она, — но я ведь красивая?
— Угу, — поддакиваю я, не отрываясь от сосков, — и вкусная!
Облобызав маленькие грудки, и ничуть не больше моих и поцеловав напоследок розовые соски, ярко выраженной грушевидной формы, которые так удобно захватывать губами и сосать как сладкую конфету... Я продолжаю путешествие. Спускаясь, всё ниже, и приближаясь к заветному «тайничку». Она напряженная лежит передо мной, закрыв глаза и откинув левую руку в сторону, а правой медленно перебирает мои растрёпанные волосы. Её красные искусанные губы издают стоны наслаждения каждый раз, когда я касаюсь губами её белого в больших веснушках тела. И какого-то острого со всех сторон...
Вот мелкая впадинка пупка. И язык, послушно обведя его контур, проникает внутрь. Она дергается, и я обращаю взор на лицо:
— Щекотно ведь, — с трудом выговаривает Рыжая.
— Тебе нравится? — каким-то чужим, охрипшим голосом, спрашиваю я.
Она не отвечает, а просто улыбается, хотя, видно, что сдерживаться ей удается всё труднее. И когда я начинаю подбородком сдвигать вниз её штанишки, открывая место для последующих поцелуев, она приподнимает попку над кроватью. Я с двух сторон цепляю резинку пальцами и тяну. Штанишки медленно, очень медленно скользят по напряженной коже живота.
Вот показались, ровная линия рыжей поросли. Похоже, бритва никогда не касалась этого места. Мне стало очень интересно, как выглядит рыжий лобок. До этого момента я имел дело только с бритыми кисками. Рыжие волосики вылезали из-под резинки, чтобы тут же распушится в разные стороны.
— А ты здесь то же рыжая, — констатирую я.
— А ты думал я крашеная? — через силу смеется она.
— Нет... Но я никогда не видел лобков с рыжиком...
— Так... Смотри... — разрешает она.
Остановившись на самой границе и не открывая для моего жадного взора главного, я подаюсь вверх и начинаю опять целовать её. Она отвечает, ухватив меня за голову:
— Да... хочу... — стонет она.
И моя рука уже сама поднырнула внутрь штанишек и прижалась к «горящему» лону. Я ощущаю исходящей от него жар, волосики окружающие его мокрые и липнут к пальцам. При моём проникновении бёдра разошлись в стороны, давая простор движениям.
Чувствуя, как она мечется между страхом и желанием просто прижимаю крепче руку к промежности и, глядя в её глаза, спрашиваю:
— Оля, а ты точно этого хочешь. Можно ведь и не торопиться... Если вдруг что, то останется только сожалеть... Подумай... Ты ведь ещё... — с трудом подбираю слова, — девушка?
— А это для тебя важно? Девственница я или нет? — с обидой говорит она.
— Нет. Для меня важно, чтобы ты сама решила, чего хочешь. Я тебя не тороплю.
Изменившимся голосом продолжаю:
— Мы сейчас просто можем встать и пойти мыться. Продолжим потом, если ты захочешь. Я готов ждать бесконечно... — состояние моего вздыбившегося дружка говорило обратное, но маленькая ложь сейчас во благо. Она хорошая девушка и не хотелось бы ломать ей жизнь и стать в её глазах подлецом. Хотя она меня знает и должна понимать, что я не святоша...
Она посмотрела на меня, её глаза засияли, а губы нашли мои, прекратив мой монолог. Когда мы, задохнувшись, разорвали объятия, она просто шепнула:
— Сейчас...
— 5 -
За окном раздался выстрел, истошный пьяный визг восторга и комнату озарили разноцветные сполохи ракеты. Моя ненаглядная вздрогнула, а я, разряжая обстановку, глубокомысленно произнёс:
— Ну что же... Сентябрь прекрасный месяц...
— А при чём здесь сентябрь? — спросила она непонимающе.
— Девятый, — просто сказал я.
Она задумалась и, спохватившись, гладя меня по голове, шепнула:
— Ты у меня дурачок?
И в этот момент я надавил пальцем, пробираясь между её набухших «огненно-горячих» половых губ. Она охнула, а я, ведя рукой, вверх нащупал головку клитора и придавил...
— Ах... — пронеслось по комнате, и она дернулась вверх.
Не останавливаясь, я продолжал ласкать набухший бугорок, а мой Рыжик от возбуждения елозила по простыне. Я потянулся, припадая к её приоткрытым губам...
Потом сбросив халат, и стянув трусы, пристроился у неё между острых почти детских коленок и одним плавным движением стащил и отбросил в сторону пижамные штанишки. И опять сцена из «Ревизора»! Она замерла, стесняясь моего взгляда, а я не мог пошевелиться, созерцая открывшийся мне вид.
— Можно? — я прикоснулся пальцами к торчащим вверх маленьким валикам.
Она дернулась от прикосновения, и молча согнула ноги, в коленях разведя их в стороны. Одновременно одна рука прикрыла лицо, а вторая промежность. Она стеснялась! Для меня это было так необычно, что я улыбнулся. Заметив улыбку, она прошептала:
— Что? Что там не так?
— Всё нормально, — прошептал я, — просто ты закрываешься...
— Я... Мне... стыдно, — выдавила она.
— Ты меня стесняешься? — удивился я.
— Ну-у... маленько...
Я прикоснулся к её руке и, взявшись за кисть, медленно без нажима стал её поднимать. Как только рука полностью оторвалась от промежности, она дернулась и вот уже обе руки закрывают лицо от медового ротика до глаз. Хотя я вижу, как она подсматривает в щёлочку, что я собираюсь делать. Картинно наклоняюсь вперед, как будто что-то рассматриваю и в тот момент, когда она начинает двигаться под моим взглядом «бью» сложенным в трубочку напряженным языком по скрытому капюшоном клитору. Мой язык свободно раздвигает мягкую преграду, упирается в «звоночек ощущений» и начинает мелко вибрировать...
Дальше всё происходит почти одновременно: громкий вскрик изумления смешанного с восторгом; она пытается вжаться в кровать, чтобы уйти от моей «атаки»; ноги выпрямляются и пытаются прижаться друг к другу... Руки от лица «бросаются» вниз в попытке оторвать меня от лона... В результате она приподнимается, вверх оторвав ягодицы от простыни, и висит на двух точках, голове и моих плечах извиваясь от возбуждения...
— Не надо! — громко шепчет она, прижимая руками мою голову. Всё сильнее и сильнее к заветному месту, — так нельзя... ну же...
Я молчу, делая своё «черное дело». Мой язычок мелко вибрирует, вгоняя её в ступор от возбуждения. Уже через пару минут она просто кричит от наслаждения и желания, выгибаясь вверх. Когда её крик, захлёбываясь, переходит в клекот раненой птицы, я останавливаюсь. Висящее на мне тело продолжает подергиваться, а потом без сил сползает вниз на постель.
Я смотрю на Рыжую. Лицо искажено гримасой сладострастия, рот приоткрыт. Она пытается вздохнуть воздуха выжатый криком до последней капли. Когда она смогла дышать, то выдавила из себя:
— Что... Зачем ты это сделал?
— Тебе не понравилось? — удивляюсь я.
— Нет... Но так нельзя... Там... Мокро и... — не смогла дальше продолжить.
— А мне нравится! — заявляю я и, наклонившись опять, припадаю к лону.
Тихий на выдохе стон заполняет спальню. Она просто лежит и дрожит под моими ласками. А я ласкаю и вылизываю каждую клеточку ей прелестей, удерживая ноги разведенными в стороны. Опять крик и вдруг она смолкает... Её тело, выгибаясь дугой, чуть приподнимается. Мышцы живота выкручивают спазмы, а руки вцепляются в мои волосы, чуть не вырывая их с корнем. Я буквально кожей лица чувствую, как сокращается её вагина и мне в лицо выплескиваются «соки», выдавленные наружу. Оленька бьётся в оргазме, пытаясь что-то кричать или стонать, но нет ни воздуха, ни сил чтобы это озвучить.
Медленно через силу отрываюсь от её киски, гладя животик и бедра, которые бьёт мелкая дрожь. Её голова мотается из стороны в сторону по подушке, с трудом втягивая воздух. Потом она затихает. Лежит тихо. Только время от времени по телу перекатываются волны и тяжело вздымается грудь при вздохе.
— Ну и как? — тихо спрашиваю я.
—... — она мотает головой от бессилия и истомы, затопившей тело.
— Продолжим?
Тишина и только в глазах пробежали бесенята, и короткий томный выдох были мне ответом.
— Давай переменим позу, — предлагаю я.
Она приподнимается и смотрит на меня. Вспоминая, что она ещё учится, говорю:
— Встань на коленки ко мне спиной и наклонись.
— Но ведь так всё будет наружу, — как ребенок говорит она.
— Вот и хорошо. Нам будет удобнее...
Она, встав на колени, нагибается и старается, вывернут голову, чтобы видеть, мои действия. Рукой прижимаю её грудь и голову к постели и, встав позади, медленно нагибаюсь. Не торопясь, провожу языком по приоткрытым губам, между которыми розовеет блестящая плоть. Рыжая задрожала, но осталась на месте. Руками развожу ягодицы в стороны. Теперь мне видно и её розовато-коричневую звездочку между ягодиц и почти овальную темную пещерку влагалища. Осторожно напряженным языком оконтуриваю пещерку. Она не может стоять на месте и, дрожа, чуть покачивается вперед и назад. Мой язык, медленно поглаживая стороны её дырочки, погружается вглубь. Чувствую преграду. Останавливаюсь. Она напряглась. Но я и не собираюсь двигаться дальше. Начинаю энергичными круговыми движениями ласкать внутреннюю сторону преддверия вагины. Она начинает постанывать, крутя попочкой.
— Что ты там делаешь, — выдавливает она.
Ей уже не до подглядывания за моими действиями она вся в ощущениях. Игнорирую вопрос и продолжаю священнодействие. Чем энергичнее я работаю языком, тем громче стоны. Когда она прогибает спину, выпячивая попку, мой пальчик проскальзывает в щелочку, нащупывая клитор. Касание... Взрыв... Её живот резко сокращается ягодицы идут вверх. Напряженная вагина сжимается и опять орошает моё лицо «соками».
— Вах! — раздается вскрик.
Я, отпрянув, тихонько дую на её влажную киску. Она ёжится и вдруг произносит:
— Ну, давай же, я уже не могу...
Встаю на колени и прижимаю напряженный член к вульве. Делаю несколько фрикций, мягко скользя по влажной поверхности. Приставляю головку к отверстию влагалища и тихо давлю. Уже через мгновение чувствую преграду. Останавливаюсь, ощущая, как напряглась моя милая.
— Готова?
— Нет...
Рука ложится на лобок, не давая ей двинуться вперед. Резко давлю.
— Ой! — кричит она и пытается отодвинуться вперед от меня, — больно... Не надо!
— Уже всё, — констатирую я, провалившись чуть ли на половину глубины.
Мы стоим без движения, прижавшись, друг к другу. Она тяжело дышит, и я начинаю медленно двигаться. Чуть вперед, остановка, маленько назад и снова вперед... И уже через несколько минут несмотря на её стоны, хожу в ней, выглаживая дорогу. Когда мой орган частично появляется «на свет божий», обнаруживаю на нём пятна бурого цвета. Этим же измазана внутренняя сторона бедер.
Оленька уже не пытается слезть с моего жеребца. Только тихо постанывает, чуть дергаясь, когда я заполняю её вагину. Моя рука, лежавшая на лобке, чуть скользнула ниже и палец, безошибочно найдя клитор, нежно елозит по набухшему бугорку. Вторая рука нащупала сосок и теребит его, заставляя её напряженное тело подергиваться и извиваться от ласки.
— Тебе хорошо? Рыжик? — почти сиплю я пересохшим от волнения горлом.
— Да... Хотя маленько больно...
— Это пройдет, позже, — обещаю я, — а теперь давай повернемся и попробуем на боку, — предлагаю я и медленно покидаю гостеприимное лоно.
Она ложится набок и, посмотрев вниз, замечает высохшие буроватые разводы на бёдрах. Проведя рукой, спрашивает:
— А это что?
— Кровь засохла, — помолчав, сообщая я, — ну так ведь всегда бывает...
Она закусывает губу, и уже не смотря вниз, чуть выпячивает в мою сторону угловатые ягодицы. Мягко шлёпаю по ним и произношу:
— Ты, наверное, кушаешь плохо. Не мешало бы тут и «мяса» нарастить...
— Зато на еде можно экономить! — поддерживает она шутку.
Я пристраиваюсь сзади и, приподняв и держа на весу своей ногой её голень, медленно погружаюсь своим фаллосом внутрь. Мягкое чмоканье и его полностью поглощает гостеприимное лоно. Слышу, как она приглушенно шипит сквозь зубы.
— Потерпи милая, сейчас больно, а потом пройдёт...
— Да мне не больно... — неумело врёт она, стараясь не подергиваться от неприятных сейчас ощущений.
Как только я энергично задвигался, она опять начала постанывать, а когда моя руки нащупала и сдавила сосок, то стоны стали громче. И это были не возгласы терзающей её боли, а скорее ласкающие слух звуки наслаждения. Протянув руку вниз, я стал поглаживать складочки её вульвы, не забывая и про «укромный звоночек». Она задышала глубже и громче, а потом схватила мою руку, хозяйничавшую внизу.
— Не надо, — выдавила он из себя сквозь стоны, — мне и так хорошо!
И в этот момент её не «по-детски» скрутило! С громким стоном она дернулась вперёд, рука, державшая, мою, сжалась с нечеловеческой силой и прижала мою к телу. Я чувствовал, как заиграли, перекатываясь, напряженные мышцы брюшины. Она закричала. Верхняя часть тела, пытаясь согнуться, задергалось. Ноги напряглись, сгибаясь в коленях и прижимаясь, друг к дружке. Волна конвульсий докатилась до вагины, заставляя ту сокращаться, волнообразно обжимая мой член. Я ускорился, с силой пробивая себе дорогу сквозь сузившееся отверстие. Её победный крик разнёсся по квартире, переходя опять в стон. Она как «марионетка» задергалась подо мною, получая свой первый оргазм от действия мужчины.
Всё это ускорило меня и когда она ещё корчилась в спазмах, прихватило и меня. Немедля, я покинул её благословенное лоно, заливая своей спермой спину и ягодицы...
Потом мы молча лежали, обнявшись бесцельно глядя в потолок.
— Тебе хорошо? — тихо поинтересовался я.
— Да... — также тихо ответила она и спросила, — а теперь я твоя девушка? — и уткнулась лицом в мою грудь.
— Конечно, милая, — шептал я, поглаживая её рыжие даже в темноте волосы. — Ты моя самая хорошая и любимая девушка! Рыжик... Рыжая...
—... — она тихо засмеялась, — ты это всем говоришь, после того как... — не закончив фразы.
— Я такого ещё никому не говорил! — став серьёзным произнёс я, — ты единственная и неповторимая...
— Ну, я же худая и титьки у меня маленькие, да ещё и рыжая с веснушками?!
— И что из того? — не понял я, — ты же самая, самая, самая! Любимая, красивая и хорошая...
—... — она слушала мои слова, и я чувствовал, как от восторга она вжимается в моё тело, — повтори ещё! — попросила она, поднимая голову и целуя меня в губы.
Вместо ответа я впился в её горячие и мягкие губы, а мой язык стал исследовать и ласкать её нёбо.
Через пять минут или час когда мы насладились друг другом и дали покой нашим опухшим губам я сказал:
— Милая! Мой Рыжик! А ты...