Я учусь в универе. Зовут Вова. Мне девятнадцать лет. Я люблю деньги, девушек и музыку. В основном, – «Heavy metal». Девушки у меня, естественно, нет, потому что нет денег. Деньги в нашей семье зарабатывает мама. Моя мама, тихая скромная, забитая постоянной нуждой женщина, с детства растила меня одна, без отца, которого я не помню. Мама меня безумно любит и во всём потакает. Все мои желания исполняются мгновенно. И я к этому привык. Я всегда имел всё что хотел, не думая, каких жертв маме это стоит.
Когда мне исполнилось четырнадцать, начал вставать член и в голове появились мысли о сексе, – я тут же обратил всё своё внимание на маму. Потому что другой женщины рядом не было. Я мысленно каждый день раздевал маму, в эротических грёзах изощрённо её насиловал, дрочил на неё в туалете. Во сне она сосала мой член, давала трахать, и исполняла всё, что я захочу. А хотел я, естественно, одного – выебать маму по настоящему, в реале, и, конечно, – дать ей в рот.
Долго я не решался намекнуть маме об этом. Прошло несколько лет, мне стукнуло семнадцать, девчонки у меня по прежнему не было, и я продолжал довольствоваться рукоблудием. Однажды, стирая мои грязные трусы, мама сама завела разговор на эту тему.
– Вова, а в чём у тебя новые чёрные плавки? Что-то белое ссохлось впереди, прямо посередине, – спросила с тревогой она.
Густо покраснев от стыда, я не знал, что ответить. Это, конечно же, была сдрочка, и мама сама вскоре обо всём догадалась.
– Вова, зачем ты занимаешься онанизмом? – строго сказала мама.
– А чем же мне ещё заниматься? Идти кого-нибудь насиловать?! – взорвался я долго скрываемым раздражением, сверля её чистое красивое лицо злым взглядом.
Мама смутилась, как девочка, – опустила глаза. В голове у неё появились какие-то мысли… Ночью, когда я лёг спать, она в одной ночнушке осторожно прокралась в мою спальню.
– Сынок, ты не спишь?
Я всё понял и мгновенно подвинулся на кровати, давая ей место. Мама робко прилегла на самый краешек моей постели. От сладкого сознания того, что рядом со мной лежит полуголая женщина, член мой моментально вскочил. Я нежно обнял маму и властно притянул к себе. Мы начали жарко целоваться и шептаться в темноте. Мама похотливо хихикала и позволяла мне дотрагиваться до своих больших, податливо-мягких сисек, округлому животу, массивных ягодиц и заросшей густой спутанной волоснёй пизды. И я жадно шарил трясущимися от возбуждения руками по её гладкому мясистому телу.
– Мама, сними рубашку, – попросил я сдавленным от страшного возбуждения голосом. Сам я был уже без трусов и член мой бугром поднимал одеяло, которым мы были стыдливо прикрыты.
Мама откинула одеяло, чтобы не мешало, быстро сняла через голову свою ночнушку, голая, наклонилась над моим пахом. Я буквально воткнул свой вздыбившийся член в её рот и начал вовсю гонять его там, возбуждаясь всё больше и больше. Я ликовал, как победитель спортивного состязания. Наконец-то навязчивая мечта моя осуществилась. Мама покорно сосала мой член! Своими мягкими, горячими губами она не поспевала за моими взвинченными, резкими движениями… Мокрый и скользкий, обслюнявленный хуй то и дело выскальзывал у неё изо рта и она порывисто, как большая жадная рыба – наживку, глубоко заглатывала его опять.
Я блаженствовал и буквально был словно в раю. Голова моя кружилась, как у пьяного, я плыл по волнам наслаждения и жуткого кайфа. Мне не верилось, что всё это не сон и не сказка, а происходит наяву.
Изливался я в маму бурно и долго, тугими длинными струями, и она всё-всё моментально проглатывала, с благодарностью поглаживая меня по животу и груди, теребила пальцами мошонку. После отсоса, я осмелел, заимев на неё властные мужские права. Бесцеремонно погнал голую на кухню – приготовить мне в постель кофе. Чашечку велел принести на подносе, кокетливо завесив низ живота и не бритый, с густой тёмной шерстью, лобок кружевным белым передничком, как у официанток из стриптиз-бара, которых как-то видел в крутом голливудском порно-фильме.
После того как мама меня обслужила, я расслабленно покурил, сбрасывая пепел в пустую кофейную чашечку. Снова возбудился от вида голой мамы, в ожидании застывшей в блядском передничке с подносом в руке у моей кровати. Велел ей снова лечь, немного подрочил член, приводя его в боевое состояние, и с наслаждением выебал маму в большую, распахнутую настежь, как створки жемчужной раковины, тёплую и влажную, сладостную пизду.
В дальнейшем жизнь наша с мамой в корне изменилась. Мы жили теперь, как настоящие любовники, причём она полностью содержала меня и выполняла любую мою сумасбродную прихоть и фантазию. Мне нравилось над ней командовать и заставлять делать всякие замысловатые штучки, от чего я просто улетал на седьмое небо. Покорности мамы не было границ. Она полностью мне подчинилась, как своему маленькому, жестокому мужу, и стойко терпела все мои дикие выходки и издевательства. Ей, видимо, очень нравилось унижаться передо мной.
Я регулярно, чуть ли не каждый день, давал ей в рот, спускал на лицо, волосы, большие белые сиськи. Заставлял облизывать языком свои яички, булочки ягодиц и анальную дырочку. Позы я тоже перепробовал всякие: ебал маму и раком, и стоя, и когда она сидела на корточках верхом на моём вставшем хую. Однажды отымел вечером на балконе. В другой раз, ночью, вывел её совершенно голую в подъезд, спустился на первый этаж и там, рискуя быть застигнутым кем-нибудь из запоздалых соседей, оттрахал наиболее бурно и жёстко, поставив на четвереньки прямо на лестничной клетки, на ступеньках, вниз лицом, а огромной белой овальной жопой наверх. При этом сильно и больно шлёпал её ладошкой по ягодицам. Маме это страшно нравилось, и она сладко постанывала при каждом громкой шлепке по своей голой заднице.
Я вспомнил, как она в детстве часто охаживала меня ремнём по попе, и в следующий раз решил испытать это на ней самой. Утром, когда она торопливо собиралась на работу, я снял со своих джинсов ремень и велел ей в коридоре наклониться и задрать юбку. Мама, не противясь, сделала, как я сказал, хоть уже опаздывала. Я грубо стащил с её полного округлого зада большие некрасивые красные трусы и стал жестоко сечь ремнём. Мама заплакала от боли. Я возбудился от вида её страданий. Стал хлестать по попе сильнее, норовя прорубить нежную белую кожу до крови. Мама, не выдержав дикой боли, подняла истерический крик. Принялась просить за что-то прощения, уверяя, что больше не будет этого делать... Что именно, я так и не понял. Когда и это не помогло, – повернулась, униженно упала передо мной на колени и стала целовать мои ноги и умолять, чтобы я её больше не бил. Это возбудило меня ещё больше. Хуй у меня встал, и я принялся левой рукой дрочить, правой продолжал сечь маму ремнём по спине.
– Вова, сынок, мне очень больно! Не бей меня больше, – со слезами на глазах умоляла мама, продолжая целовать пальцы на моих ногах.
Я стал кончать и крикнул, чтобы она подняла лицо кверху. Она это сделала, и я стал обливать спермой её заплаканную, с потёкшей тушью, физиономию, шею и воротничок белой, выходной блузки. Сперма смешалась со слезами и ручьями потекла вниз по маминому лицу. Мама не утиралась, а преданно и покорно смотрела, как я кончаю. Языком она слизывала сперму и слёзы с губ.
Опорожнившись и получив удовольствие, я сжалился над своей рабски покорной, забитой мамой, бросил ремень и велел облизать мой член от сдрочки. Мама тут же это исполнила, ласково и нежно слизала всё с моего писюна. Оттянув кожицу с головки, погрузила её в свой большой, рабочий рот, немного пососала, убеждаясь, что она чистая и вкуса спермы не осталось. Сказала, что всё сделала и попросилась переодеться и помыться в ванной. Я разрешил. Ведь она должна была идти на работу, чтобы зарабатывать деньги на моё содержание.
Деньги я продолжал тянуть с неё без зазрения совести, то на цифровой фотоаппарат, которым запечатлевал незабываемые моменты нашей с ней ебли, то на новую, навороченную сотовую мобилу, то ещё на что-нибудь…
Однажды, когда мама была на работе, а у меня ни с того, ни с сего встал на неё член и страшно захотелось перепихнуться, я позвонил ей, обозвал «соской» и «подстилкой», приказал зайти в сортир и раздеться до гола.
– Вова, но у меня много работы, мне её срочно нужно сдавать, – умоляюще возразила мама.
– Если не сделаешь, домой можешь не возвращаться! – угрожающе процедил я. – Возьму бутылку от шампанского и буду ебать, пока не потеряешь сознание! А потом металлической линейкой отобью сиськи. Я видел как-то в фильме про садо-мазохистов, как один крутой чел отбил сиськи у своей шиксы. Она сначала уссалась и усралась от дикой боли, а после лишилась чувств. Хочешь?
– Нет, не хочу, Вова, не надо, – испугалась мама. – Я всё сделаю, что ты скажешь.
В трубке послышалось дробное цоканье её шпилек. Проскрипела дверь и закрылась. Глухо щёлкнул замок.
– Я в туалете, сынок, – послышался голос моей покорной, готовой на всё ради меня, мамы.
– Раздевайся до гола, – повторил я.
Послышалось шелестение снимаемой одежды.
– Всё, Вова, я голая, – объявила через время мама.
– Поссы на пол, чтобы я слышал журчание и убедился, что ты меня не обманываешь, – велел я, с внутренним трепетом и содроганием. Член мой начал как по команде вставать и я, вывалив его из трусов, взял в левую руку, приготовившись мастурбировать.
Послышались характерное журчание и плеск жидкости, струёй с силой ударяющей о кафель. Мама выполнила мой приказ.
– Теперь ляг в лужу и вылижи весь пол, – сказал я, воочию представляя эту дикую картину маминого унижения.
– Сейчас, сынок, – послышался тихий мамин голос. После этого раздался непонятный шум и причмокивания, из чего я заключил, что мама действительно легла и слизывает с кафельного пола свои ссаки.
– О,кэй, ты просто молодец, мамочка! – похвалил я. – Языком вытри весь пол насухо, чтоб нигде не осталось ни единого мокрого пятнышка. Потом пополоскай рот в унитазе, чтобы от тебя не воняло. Напейся из унитаза воды.
– Хорошо, Вова, я всё сделаю, как ты хочешь, – беспрекословно сказала мама.
Я уже дрочил в открытую, очень энергично и азартно, представляя, как голая мама распростёрлась на мокром полу и слизывает с кафеля свои противные жёлтые ссаки.
– Сделала, что я сказал? – поинтересовался в скором времени я сдавленным от волнения и суходрочки голосом.
– Да, сынок. Кафель весь блестит от моего языка. И я напилась воды из унитаза, – отчиталась передо мной мама.
– Ебаться хочешь? – спросил я.
– Очень, Вова. Я хочу тебя, сыночка. Выеби свою маму! – простонал в трубке мамин голос, и я поверил, что мама действительно меня хочет.
– Я тебя выебу сегодня вечером, когда ты вернёшься домой, – пообещал я. – А сейчас возьми ёршик для чистки унитазов и засунь себе в пизду.
Мама так и сделала. В подтверждение я услышал в трубке тихий сексуальный стон.
– Засунула? А теперь трахай себя им, да громче стони, чтобы я сильнее возбудился и кончил на тебя. Я дрочу, – сказал я маме.
Мама начала энергично стонать, пыхтеть и ёрзать голой задницей по полу. Я убедился, что она не врёт и действительно трахает себя туалетным ёршиком. Я представил эту соблазнительную картину и начал быстро-быстро манипулировать правой рукой по вздыбленному, налитому кровью члену. Он стоял прямо, как палка, и приобрёл твёрдость кости. Я тоже начал эротически стонать, как бы в унисон маме.
– Ты завелась? Скоро кончишь? – задал я маме вопрос.
– Мне очень хорошо с тобой, Вова, – простонала в ответ мама. – Я представляю, что это ты трахаешь меня и просто улетаю от удовольствия. Я уже ничего не боюсь, и скоро весь отдел будет слышать, что я занимаюсь в уборной мастурбацией. А там у нас сидят молодые девчонки.
– Пусть слышат! Ори как можно громче, чтобы все слышали, что ты дрочишь в сортире, – продолжал я повелевать своей мамой. – Если ты онанистка, то и нечего это скрывать. Когда спросят, то так и скажешь, что мастурбировала. Скажешь? – с угрозой переспросил я.
– Скажу, мой родной, – с готовностью ответила мама и застонала так громко, что у меня зазвенело в ушах, и я поспешно отстранил телефон от уха.
– Когда кончишь, вытрешь пизду трусами и бросишь их в урну, – сказал напоследок я. – Приедешь домой, сразу же поднимешь юбку, чтобы я убедился, что ты без трусов. Если не сделаешь, возьму в сортире наш ёршик и выебу им тебя в жопу! В очко мы с тобой ещё не пробовали?
– Хорошо, Вова, я выброшу свои трусики, – ответила беспрекословно мама…
Я никак не мог приучить маму к красивому нижнему белью. По старой совдеповской привычке она продолжала носить не модные, больших размеров трусы и уродливые бюстгальтеры, каждую чашечку которых свободно можно было натянуть на голову подростка. Осенью и зимой она напяливала длинные утеплённые рейтузы и комбинацию. Я боролся с этим, как мог, регулярно покупал маме малюсенькие сексуальные трусики, как у молодых девочек, и такие же маленькие, прозрачные лифчики. Зимой, вместо грубых шерстяных гамашей, заставлял носить тоненькие паутинчатые колготки, и сверху – сверхмодные цветные леггинсы, так плотно обтягивавшие мамины стройные ноги и округлую попу, что она казалась голой.
– Вова, мне стыдно это носить, – смущённо признавалась мне мама. – Вдруг кто увидит?
– Ну и отлично! Пусть все видят, какая ты у меня модная и современная, – отвечал я.
– Но, сынок, наше поколение не так воспитано, как ваше, – мялась и краснела мама, пытаясь объяснить свои затруднения. – Одно дело, когда никто ничего не видит и не знает, а другое – когда всё тайное и скрытое – на виду… Мы, старшее поколение, страшно боимся огласки, осуждения общественным мнением.
– Чушь всё это собачья, – бесцеремонно прервал её я. – Нужно становиться современной женщиной и избавляться от глупых, ненужных комплексов. Вон, посмотри в Инете, что делается за границей: в Голландии однополые браки узаконены, во Франции геи и лесбиянки в церкви венчаются. Во всей Европе и в Штатах слова «мама» и «папа» отменены. Говорят: родитель один и родитель два. Однополым семьям детей усыновлять разрешили. Короче, полная жесть! А у нас ещё – как в каменном веке…
– Ну да, не называй меня больше «мамой», – не понятно, в шутку или всерьёз сказала она. – Зови «родитель номер три».
– Мамуля, ты моя жена номер один, – сказал я, нежно обняв и ласково поцеловав маму взасос.
Мы стали неистово целоваться, просовывая в рот друг друга языки, обсасывая их, старясь проникнуть как можно глубже. Одновременно срывали одежды, чтобы поскорее добраться руками до голого тела. У нас начался очередной приступ любовной горячки. Мама моментально забыла о своей стыдливости, и слова, которые она недавно нравоучительно мне говорила, выветрились из её головы.
Я потащил полуголую, путавшуюся в одеждах маму в её комнату, упал с ней на кровать. Она облизывала меня с ног до головы. Я тоже страстно сосал и лизал её большие сиськи, упругий живот, просовывал язык в пупок и вылизывал там. Зарывался лицом в густой, пахнувшей прелью, чисто вымытой маминой волосне, растягивал пальцами наружные половые губы и лизал раскрывшуюся, красную, горячую пизду. Мама в это время, лёжа валетом, с наслаждением сосала мой хуй, заглатывая до самого основания, так что чуть не давилась им. Я проникал членом в самое её горло, и трахал, трахал, как заведённый. Крича и извиваясь всем телом.
Мама тоже вопила, как полоумная, не боясь общественного мнения, которое её осудит. Согласная быть моей покорной женой, любовницей, шлюхой… Она повторяла сумасшедшей скороговоркой, что любит меня, что навек моя, не может без меня жить, умрёт без меня. Кричала, что ей со мной хорошо, она счастлива, и просила ебать её ещё и ещё.
Когда я спустил ей в рот, – немного полежал на ней, не вынимая хуя изо рта. Мама всё это время продолжала его вылизывать и отсасывать. Она очень хорошо сосала, где только научилась! Вскоре член мой поднялся от её рта и языка снова, я поставил маму раком и начал ебать в мокрую, обслюнявленную мной пизду. Мама дико вскрикивала и непрерывно стонала, тёрла пальчиками правой руки свой вскочивший маленький клитор. Я периодически вытаскивал хуй из её влагалища, шлёпая ладошкой по заднице, приказывал повернуться и давал слизывать с твёрдого, как камень, стоящего хуя её же смазку и выделения. Мама с удовольствием брала в рот, приводя член в идеальную чистоту. Мне было очень приятно. Я прижимал мамину голову покрепче к своему паху и немного ебал в рот. Когда начинал подкатывать приступ оргазма, вынимал, снова разворачивал маму задом. Выждав какое-то время, втыкал вздыбленное своё орудие в мокрую и горячую как огонь мамину пизду. Внутри у неё всё хлюпало, она текла, всё быстрее работала рукой, надрачивая и раздражая свой клитор и верхнюю часть половых губ. Ей было хорошо со мной, и я это видел.
Кончили мы одновременно, как будто слившись в этот неземной, сладостный миг телами в единое целое. Это был воистину божественный кайф. И мне хотелось, чтобы он никогда не кончался и длился вечно. Однако, вечного ничего на земле не бывает и всё требует многократного повторения. Это тоже аксиома, знакомая всем. Но от повторения, первичные восторженные ощущения притупляются, и то, что вызывало совсем недавно бурную эйфорию, постепенно начинает наскучивать и хочется чего-то нового, неизведанного.
Так и у меня с мамой. Видя её полную покорность и зависимость от меня, я вконец обнаглел и начал откровенно над ней издеваться. Выебав в очередной раз, мне уже мало было просто кончить на её обнажённое, распростёртое передо мной, тело. Я прямо в постели обсыкал маму с ног до головы – тем более, что совокупление происходило в её комнате, на её кровати. Заставлял её раскинуть пошире ноги и метил сильной жёлтой струёй прямо в раскрытую дырку её пизды. По утрам умывалась и чистила зубы мама тоже моей мочой. Я, увидев, что она идёт в ванную умываться, спешил следом, мочился на её зубную щётку и в рот. Остальные ссаки сливал в поллитровую баночку, из которой она подмывалась в сортире. Мама чистила зубы обосанной щёткой и полоскала рот моей мочёй из банки. Мне это ужасно нравилось, я заводился, как автомобильный движок, и перед работой кидал маме пару горячих палок.
Как-то вечером я пришёл от приятеля, насмотревшись крутой, жёсткой порнухи. Член мой просто разрывал джинсы. Я еле дотерпел до дома, и, едва войдя в квартиру и захлопнув входную дверь, крикнул маме, чтобы быстрей раздевалась.
– Я не могу, Вова, – потупив виновато глаза, слабым голосом выдавила мама.
– Ты что, гонишь? – взорвался я визгливым, истерическим криком. – Что значит не могу? А ну живо в постель, грязная шлюха! Не то изуродую, как бог черепаху!
Я грубо схватил маму за волосы и волоком потащил в её комнату. Мама как всегда залилась слезами и стала кричать, что у неё «критические» дни и она мне дать не может.
– Давай я лучше отсосу, Вова, сынок! – умоляла она, валяясь у меня в ногах в своей комнате и униженно целуя мои грязные носки. – Трахни меня как-нибудь по-другому… Пожалуйста! Но только не туда… Тебе не хорошо будет это всё видеть.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отодрал в жопу? Что я, по-твоему, пидор? – гневно воскликнул я, и замахнулся кулаком, но сдержался. А так хотелось врезать в перекошенное от страха, мерзкое, залитое слезами лицо этого опустившегося, беспомощного жалкого существа.
Я опрокинул её на пол, навалился сверху и стал насильно раздвигать ноги и срывать с бёдер большие, некрасивые, хлопчато-бумажные трусы. С непонятным, раздражающим меня, упорством она продолжала покупать бельё немодного, допотопного совдеповского фасона, взамен выброшенного мной на помойку. Мама, пыхтя как паровоз, сопротивлялась и не давала себя раздеть. Ноги она замком свела крест-накрест и чуть не вывихнула мне руку. Это было для меня полной неожиданностью. Такого я ещё никогда не видел, и не мог предположить, что мама способна мне не подчиниться. Как это не странно, но мне очень понравилось с ней бороться. Я получал определённую долю кайфа от изнасилования мамы.
Рассвирепев не на шутку, я стал с остервенением рвать на ней вещи, и вскоре она осталась совершенно голая. Прокладка из её влагалища выпала, и мама потекла… Я, едва взглянув на всё это, побрезговал. Сказал маме, чтобы принесла презервативы. Я точно знал – она всегда носила их в своей сумочке на всякий случай… Зарёванная мама быстро исполнила моё повеление, я плотно натянул прозрачную резинку на член, снова повалил маму, раздвинул голые ляжки и принялся грубо насиловать. При этом я кричал маме, чтобы она продолжала сопротивляться, брыкалась, мотала головой, царапала меня ногтями и звала на помощь. Неожиданно от всего этого спектакля я кончил очень быстро и так бурно, что долго не мог успокоиться, всё изливал и изливал в презик обильную сперму, выл от дикого наслаждения, дёргался, кусал маму за соски, за губы. Пальцами широко раздирал в стороны её мясистые, податливые ягодицы и всовывал в её очко палец, а потом совал маме в рот.
Потом мы ещё несколько раз имитировали изнасилование, пока мне это не наскучило, и я не придумал нечто новое. А именно – изнасилование мамы малолетками. Я знал, что тринадцати-четырнадцатилетние пацаны всё сплошь – дрочат. Потому что, ебать девочек ещё не могут, а писюны особенно по утрам – стоят, как часовые у знамени. Вот и приходится малышне заниматься рукоблудием. Это я знал и по собственному опыту.
У меня явилась идея, подставить маму несовершеннолетним насильникам, и пусть они позабавятся со взрослой, зрелой чувихой где-нибудь в парке, на пустыре за панельными хрущёбами или ночью в подъезде. Я сказал маме о своём желании.
– Хорошо, сынок! Я дам любому, если ты этого захочешь, – беспрекословно ответила мама. – Скажи, что я должна делать?..