Он не получка, не аванс, -
Бывает в жизни только раз.
Фортуна в дверь стучит, а вас
Дома нет...
(Наум Олев, песня из мультика «Остров Сокровищ»)
***
Она была самой блондинистой блондинкой из всех, кого он видел. Ее волосы были даже не льняными, а лунными - их цвет смешался из какого-то неуловимого сплава золота, серебра и платины. Даже осветление перекисью не давало такой мерцающей серебристости, какую дали ей природа и солнце, жестокое южное солнце, добела выжегшее ее волосы.
Это был натуральный цвет, ни разу не тронутый краской. Уж кто-то, а Липатов разбирался в таких вещах. Он видел это и по корням, и по белизне бровей и ресниц, и по веснушкам, и по глазам - аквамариновым и прозрачным, как отмели под Фиолентом. Такая белобрысость встречается только в селах и в провинции, где еще сильны древние гены, впитавшие в себя тысячелетнее солнце степей. В сумерках она казалась седой, и было странно смотреть на полудетскую фигурку с белой, как облако, головой.
Она выглядела совсем девчонкой, худощавой, с виду наивной, как деревенский цуцик, но по ее коленям и ступням Липатов видел, что ей лет восемнадцать. Целый день напролет она играла в волнах с голопопым карапузом - маленьким братиком или племянником. Карапуз еще не говорил, но уже бегал, как метеор, и вопил, как сирена спасательного катера «Зоркий». Смотреть на их игры можно было часами, и Липатов наблюдал за ними с шезлонга, отвлекаясь иногда на воспоминания, которыми щедро снабжала его Алупка - город, где ему было, что вспомнить...
Особенно сильно бередило его то, что случилось два года назад.
Тогда был поздний вечер - десять, а может, и одиннадцать часов. В такое время туристы галдели только у центральной аллеи, и весь Воронцовский парк, неосвещенный и пустой, становился жутковатым инопланетным местом. Силуэты выстриженных кустов казались в темноте монстрами, призраками и кораблями пришельцев. Липатов и пришел сюда за этой жутью, смакуя щекотку в нервах, - но и ему стало не по себе, когда он вышел к единственному фонарю, горевшему в листве, как красный глаз дракона.
Вот подойду к нему, а оттуда кээээк выскочит, - дразнил себя Липатов, - кээээк выпрыгнет, и пойдут мои клочки по закоулоч...
ААААААААА!!!..
Из красной вязи дерева вдруг выставилось и взвыло рыло, до того гадкое, что Липатов с перепугу пукнул, покачнулся и влип туфлей в чавкающую лужу, которую старательно обходил стороной.
Рыло заливалось бессовестным смехом, а Липатов все еще стоял в луже, хватая воздух.
- Ах ты падло, - наконец сказал он.
Хохочущее рыло немного отодвинулось, - но, к его несчастью, Липатов имел третий дан по айкидо...
Мгновенный бросок - и рыло было выволочено на свет.
- Не вопи, - сказал ему Липатов, - все равно тут никого нет.
Рыло завопило вдвое громче.
- Ты гнида? - орал на него Липатов, не слыша своего голоса. - А если сердечный приступ? Или инсульт?
Отловленный индивидуум был худощавым мальчишкой с бритой головой, расписанной цветными красками, как макитра - от затылка до подбородка. Неизвестный художник постарался и превратил его в такого монстра, что рядом все орки с Сауроном во главе казались няшками.
- Развлекаемся? - кричал Липатов, зверея от собственного испуга. - А я сейчас тоже развлекусь. По мягкому месту давно огребал, а? А ну-ка...
Удерживая мальчишку одной рукой, он рывком стянул с него шорты с трусами. Мальчишка вдруг умолк.
- Уууууууу, - протянул Липатов.
Меньше всего он ожидал увидеть то, что увидел.
- Вот именно, - сдавленным голосом произнес пленник. - Девочек не бьют.
- Не бьют? - прищурился Липатов. - Правильно, не бьют. С девочками делают другое.
- Что делают?..
Вокруг были только тьма, звезды и красноватый свет фонаря. Липатов всматривался в оголенную срамоту, вполне себе зрелую и мохнатую, как хомячок. По грудным ноткам в голосе своей пленницы, по пластике ее тела и кое-каким другим неуловимым деталям он понял, что в руках у него вовсе не такой зеленый фрукт, как ему подумалось вначале. «Ничего плохого в этом нет, и не узнает никто... « - убеждал себя Липатов. Поколебавшись, он оглянулся, плюнул на пальцы - и запустил их в голую срамоту.
- Эээээ, вы что? вы что делаете? - заверещала пленница.
- Тише, - хрипел Липатов, уверенно массируя ей пизду. - Это маленькая экзекуция. Будешь знать, как людей пугать... Ты куда шевелюру девала, чучело? Макушка лысая, а тут вон какие заросли...
- Куда надо, туда и девала, не ваше... Ааааа...
Пальцы его делали дело, давно заученное наощупь - мягко, без грубости, но настойчиво и беспощадно. Щель мгновенно потекла, и девчонка перестала вопить.
- Ага, входим во вкус? - шептал он, усиливая напор. Девчонка пыхтела, потом начала тихо стонать и покачиваться, подставляясь ритму ласки. Очень скоро она трепыхалась на его руке, как птица, а Липатов упивался своей местью, своей порочностью и властью над ее телом. Он не давал ей кончить, и она хныкала, насаживаясь на ласкающие пальцы. Суть состояла в том, чтобы ласкать ее по часовой стрелке, отходя от чувствительных точек тем дальше, чем сильней она возбуждалась. Такая пытка заставляла ее подыхать от возбуждения ровно столько, сколько хотелось Липатову, и кончить тогда, когда тот считал нужным.
Внезапно Липатов почувствовал, что теряет голову.
- Тебе сколько лет?
- Ааааа... Шестнадцать... С половиной...
- Какие шестнадцать? А где твои сиськи?
- Где надо, там и сиськи... аааа...
- Раньше трахалась? Парень есть?
- Аааа... не трахалась... нет парня... аааа...
- Врешь небось. Приятно?
- Дааа...
- Тогда давай на четвереньки.
- Ааааа...
- Быстро!
Он вдруг перестал ее ласкать, и девчонка, оглушенная внезапной паузой, смотрела на него, покачиваясь по инерции.
- Быстро! А то вот так и уйду. Брошу и уйду.
Ему было жутко, и он надеялся, что девочка не согласится. Но она спросила:
- А где? Прямо тут?
- Нет, давай вон туда, на газон, - засуетился Липатов. - Давай?
- Тогда пустите.
- Убежишь?
- Посмотрим.
Он отпустил ее, и она, пристально посмотрев на него, высвободила длинные ножки из шортов и прыгнула, голопопая, на газон.
- На четвереньки!..
Она встала раком. Футболка ее сползла к затылку, заголив спину. Липатов, дрожа, расстегнул штаны и зажмурился...
Девчонка не наврала: ее пизда была узкой, хоть и мокрющей, и Липатов медленно въебывался внутрь, сдерживая себя из последних сил. Его юная любовница выла, кусая себе руку.
- Рррраз! - Липатов втолкнулся до упора, прорвав целку. Девчонка вскрикнула. - Опля! Вот и сделано дело! - От радости он шлепнул ее по бедру. - А теперь, монстрик, расслабь все, что у тебя есть, и двигайся со мной. Я вперед - и ты вперед. Я назад - и ты назад. Только чуууть-чуть как бы запаздывая, ясно? Вот так, вот таааак... Поехали!
Вначале он еб ее не спеша, согласуя с ней толчки, - а потом, когда почувствовал, что врастает в нее и раскачивается с ней единой качелей - отпустил себя и отдался пьянящему ритму, позабыв обо всем на свете.
Он не знал ее имени - и даже не знал ее лица, наглухо замалеванного под зомби. В его фантазии носились расплывчатые контуры, которые слились в единый лик упрямой бестии, чучела-мяучела, сбрившего шевелюру из вредности, и Липатов пьянел от ее загадочности, как от наркотика. Вокруг была ночь, звездная, холодящая близкой осенью, и холод проникал в сердце, выветривая остатки совести...
«Боже, как хорошо... умереть, как хорошо» - думал он, вдавливаясь глубоко в тугие ягодицы, покрытые гусиной кожей. Девочка разошлась и еблась страстно, нервно, с каждым толчком выдыхая грудной звук; они летели из нее все чаще, пока не слились в единый стон, густой и совсем-совсем взрослый, как у изголодавшихся жен. «Заметут», думал Липатов, корчась от наслаждения, - «и успеть бы выскочить из нее, чтобы... чтобы... АААААА!...»
- Ааааааа! - орал он, со всех сил вдавливаясь в брыкучие ягодицы. - Аааа! - плакал он, врастая в выгнутое тело, рвался в нем на клочки и впрыскивал влагу в узкую тугую глубь, где было щекотно и блаженно...
- Ты ведь не кончила? - спросил он, когда отдышался.
Размалеванная голова смотрела на него, не говоря ни слова. - Тогда продолжим разговор.
Его рука снова затрепетала в стыдном месте, липком от крови и соков, и вскоре размалеванная голова вывернула рот в немом крике, сдавленном внутри, и худенькое тело выгнулось змеей, завалилось на траву и каталось по ней, выламывая руку Липатову...
- Ты зачем разукрасилась так кошмарно? Людей пугать? - спросил он, лежа рядом с ней.
- Да.
- Ты глупая?
- Да...
- А скворечницу нафиг выбрила?
- Выбрила...
- Тебе хоть понравилось?
- Аааааа... Зачем вы это сделали?
- Сделал.
Над ними висели холодные белые звезды. Холод проникал внутрь, разделяя тела, только что бывшие одним телом...
- ... Мужчина! Мужчина!
Очнувшись, Липатов подпрыгнул на шезлонге.
- Мужчина! У вас шляпа улетела. - К нему подбегала белобрысая девушка, держа в одной руке карапуза, а в другой - кепку Липатова, которую именовала «шляпой». - Я кричу вам, а вы не слышите...
- Спасибо, - Липатов взял кепку. - Какой у тебя рыцарь голопопый! Братишка или племянник?
Девушка пристально глядела на него.
- Ни то ни другое, - сказала она, помолчав.
- А кто?
- Вообще-то сын, - сказала она, тряхнув головой. - А что, я прям такой уж малявкой выгляжу?
«Вообще-то да», хотел сказать Липатов, но галантно улыбнулся и сказал: - Ну что ты. Разве для женщины плохо, когда о ней думают, что она еще не такая старая?
- Не знаю, - сказала она, дернув плечом.
Воцарилось молчание. Девушка все так же сверлила его взглядом, затем развернулась и пошла с пляжа, держа сына под мышкой.
Липатов долго смотрел ей вслед. «Нет, походочка у тебя совсем не малявочья», думал он, «хоть и сиськи забыли вырасти, и бедрышки узкие, вон и на пузе шрам от кесарева... И талия худенькая, сквозь нее все видно... Но есть в тебе такое, отчего яйцам неспокойно, как в полнолуние. Черт, через три дня уезжаю... Нет, не будет мне покоя!»
Он встал, быстро собрал вещи и, выждав для верности время, пошел следом за ней.
***
Вечером ему удалось выследить, как она заняла столик на веранде кафе. Ребенок остался с бабушкой, на которую Липатов уже успел полюбоваться из-за кустов, и она была одна.
Подбежав к веранде, он принял скучающий вид, прошел мимо, но вдруг оглянувшись, картинно изобразил радость узнавания:
- О! Мать-героиня! Спасительница шляп и кепок! Свободно?
- Да.
- Что пьем? Коньяк, водка, самогон?
- Пьем? Что-нибудь.
- Ну, раз так, то... - ничуть не обескураженный Липатов подозвал официантку и заказал дорогое вино.
Двадцать минут прошли в его монологах. Девушка молча слушала, не отрываясь глядя на него.
Ее сине-зеленые глаза в вечернем свете стали серебристыми и чертовски красивыми, как кристаллы Сваровски. На ней были только зеленые плавки, купальник и серебристо-зеленый пляжный платок. Липатов отметил, что она накрашена, причем очень умело - не темными тенями, как обычно красятся, а светлыми, золотисто-медовыми, в тон освещению и цвету волос. «Ты не так проста, как кажешься», подумал он и сказал:
- А не прошвырнуться ли нам по парку? Проветрить наши скворечницы?
Она молча встала. Ее молчание немного напрягало Липатова, хоть он и предвкушал уже быструю победу.
Выйдя в безлюдную часть парка, Липатов вдруг обнял ее, не прекращая монолога. Она не сопротивлялась.
Это так удивило его, что он остановился.
- Что? - спросила она.
- Да ничего, - ответил тот. - Покладистая ты. С тобой приятно иметь дело. Облапил тебя, а ты молчишь. А если я с тебя купальник сниму - тоже будешь молчать?
Она молчала, и он расстегнул ей купальник, обнажив маленькие сисечки с широкими насосанными сосками.
- Ого! Кормишь рыцаря?
Ответа не было, и Липатов почувствовал, как теряет терпение:
- А если трусы спущу - заговоришь?
Сбросив купальник на землю, он рывком стянул с нее трусы. - Ножку подними... вторую... всё! Они тебе больше не нужны. - Он подобрал трусы с купальником и швырнул их в темноту. Ему хотелось делать глупости - чем дальше, тем сильней.
Она стояла перед ним голая, мерцающая в свете луны, прозрачная и текучая, как ртуть. Белые волосики пизды, выступающей вперед, блестели матовым блеском.
- И как такой большой рыцарь поместился в таком маленьком животике? - Липатов сделал последнюю попытку наладить общение - и, не преуспев в ней, сгреб молчунью в объятия.
Его распирало от возбуждения и злости. Девушка не противилась, и секундой спустя он уже целовал соленый рот, тут же ответивший ему, обжигался языком об ее язык, мял и выкручивал ей соски, из которых ручьем хлынуло молоко... Ему еще не приходилось ласкать кормящих мам, и он переполнился какой-то особенной похотью, горько-сладкой, как рябина. «Видно, мужа нет, или моряк, или черт знает, что с ним... вот и хочет девочка секса, как кошка. Молоденькая ведь совсем, хорошо, если школу кончила...», думал он, высасывая сладкое молоко из ее грудей. Это возбуждало его до дрожи в коленях.
- Давай-ка раком, - хрипло сказал он, решив не церемониться.
- Не раком, а на четвереньки, - поправила его девушка, опускаясь на траву.
- Ну, на четвереньки, - согласился Липатов.
Ему было не до терминологии: он так хотел ебаться, что плюнул на безопасность и уткнулся в девочку голым хуем, стараясь не думать ни о чем плохом. Пизда была мокрой, хоть выкручивай. «Ай, изголодалась кошечка!» - радовался он, с наслаждением вталкиваясь в скользкую щель, обтекшую хуй влажным чулком.
- Где наши сисечки? Вот они... - Липатов нащупал соски, мокрые от молока, скрутил их - и принялся напористо ебать юную маму, с наслаждением шлепая яйцами по ее мохнатке.
Легкость победы смутила его, и ему хотелось доставить девочке максимум удовольствия. Девочка идеально ловила ритм, и очень скоро он ощутил то самое неуловимое единство тел, какое испытал когда-то в этом парке. Его хуй никогда еще не был таким твердым и ебучим, и девочка скулила навзрыд, когда Липатов проебывал ее до матки, и потом выходил с чавканьем наружу, чтобы нырять в раскаленное нутро снова и снова. Когда он впился рукой, вымазанной в молоке, в ее пизду - девочка выгнулась, подбросилась вверх, разорвалась хрипом, и он резко насадил скачущие бедра на себя, чтобы она кончила с колом в потрохах, и сам хрипел с ней в унисон, сгорая в огне сросшейся плоти...
- Почему вы тогда ушли?
Они лежали на траве. Над ними вздымалось небо с холодными белыми звездами.
Вначале Липатов не понял.
- Что? - переспросил он, внезапно холодея.
- Почему ушли тогда? Лысых не любите?
Он молчал, вжимаясь в землю.
- Брили меня потому, что лейкемию лечили. Меня вообще хоронить хотели. Но вылечили зачем-то... Густик здорово помог... то есть роды.
- Густик? - чужим голосом отозвался Липатов.
- Я его так назвала: Август. Потому что ведь мы с вами в августе это самое... А теперь прощайте.
- Что?!
- Как вы ушли, так и я сейчас уйду.
- Подожди, - он схватил ее за ногу. - Я знаю, где ты живешь.
- Ну и что? Я с мамой, папой. Хотите с ними познакомиться?
Прежде чем озадаченный Липатов раскрыл рот, она ловко вывернулась, вскочила и убежала. Голышом.
Липатов с трудом встал, постоял на месте, затем пошел вслед за ней, преоделевая звон в ушах.
Ее не было видно, и он уже вышел к самому домику, когда услышал ее голос:
- Пап, отвернись! Я тут голая купалась, и представляешь - кто-то одежду спер. Пришлось вот такой вот красивой идти...
Из домика донеслись охи и причитания. Выругавшись, Липатов побрел домой.
Ему не удалось заснуть, несмотря на секс перед сном, и впервые в жизни он провел ночь в прогулках из угла в угол.
***
Все утро он искал ее, изжарившись на солнце, и нашел только к обеду. Она была с родителями, и Липатов ходил за ней, как шпик, чертыхаясь про себя и вслух.
Часам к пяти родители слиняли, оставив ее с Густиком на пляже, и Липатов, потоптавшись, ринулся к ней.
- Привет! - изобразил он картинную улыбку. - Вот пришел сказать тебе спасибо.
- За что? - подняла она серебристые брови.
- Как за что? Мне было очень хорошо с тобой. Я получил огромное удовольст...
- Я знаю.
- Слушай, а давай познакомимся. Столько лет знаем друг друга, и до сих пор... Смешно. Меня Жорой зовут...
- Жора? Он же Гога, он же Гоша?... А меня - Девочка На Четвереньках.
- Длинноватое имя, - Липатов попытался рассмеяться.
- Ага... Густик, Густинька, смотри, какая волна! Ой, смотри-смотри! Ууууух!..
- Ыыиих! - басом повторил Густинька.
Она играла с с ним, не обращая никакого внимания на Липатова. Тот пытался какое-то время внедриться в их игры, но получалось фальшиво до неприличия, и он отошел, как побитая собака.
Матернувшись, он с разбегу вбежал в море. Проплыв метров пятьдесят - за буну и обратно - выполз, просоленный и злой, на берег. Девушки с Густинькой там не было.
Он нашел их в ее домике, когда уже стемнело. Подговорив прохожего мальчишку позвать ее, он зашел за куст, не веря в успех своей затеи. Но она вышла, и Липатов сразу бросился к ней.
- Послушай, - начал он, тяжело дыша, - я... я...
- Ну что? - она уставилась на него. - Ну что вы от меня хотите? Что?
- Я хочу... хочу... просто хочу быть с тобой.
Липатов вдруг понял, что это так, и удивился этому.
- Ну да. Наверно, не «быть с тобой», а «трахаться с тобой»? Пока не найдете в кустах какую-нибудь новенькую...
- А ты не хочешь со мной трахаться, да? Совсем не хочешь, да? - приставал к ней Липатов, не замечая, что кричит.
- Тише вы!..
Она взяла его за руку, потащила за куст и, оглянувшись, сунула его ладонь себе под плавки. Пальцы Липатова окунулись в горячий гель.
- Девочка моя... но почему... - бормотал тот, и вдруг потянул с нее трусы.
- Вы что!... Не здесь... увидят... родители рядом... - шептала она, задыхаясь, но Липатов не слушал и хлюпал ее пиздой, набухшей клейким соком. Другой рукой он влез в ягодицы, дотянулся до пизды, напялив всю промежность на руку, сунул палец в дырку - и стал ворочать рукой, облепленной со всех сторон женской плотью, не переставая массировать другой рукой клитор и складки бутона.
Вся срамота девушки, от ануса до клитора и влагалища, была охвачена этим убийственным массажем, каждый ее миллиметр трогался, щупался, гладился, ласкался, дразнился, щекотался... Девушка выдохнула - «ннннээааахх!» - закусила губу, изогнулась и обмякла, повиснув так, что Липатов еле удержал ее. Руками она вцепилась в Липатова - в его футболку, в плечи, в шею, - бедра ее мотались маховиком, и по руке Липатова текли горячие струи, капая на траву...
- Ну вот... смотри, как хорошо... - бормотал Липатов, когда она, выкончавшись, повисла у него на шее. - Пойдем в парк!
- Нет, - хрипло отзывалась она.
- Пойдем! Ну пойдем! - Он повел ее, обняв за бедра, и она шла за ним, повторяя «нет, нет... « - Подожди... трусы...
Он помог ей натянуть плавки - и потащил за руку в парк. Она покорно плелась за ним, пошатываясь на ходу.
Дойдя до первого же газона, он втащил ее за живую изгородь, обнял - и стал крепко, сильно целовать. Она обвила ему шею руками, отвечая так же крепко и сильно, и через секунду их тела склеились в гнущийся силуэт, с которого слетали черные пятна одежды.
Наконец Липатов повалил ее на спину и впервые залез на нее голышом, впервые влип в нее животом и грудью, впервые окунулся в нее сверху вниз, как в медовую ванну, и впервые терся лобком о ее лобок, шершавый и густой, как мочалка. Его любовница царапала ему спину, как кошка, и молотила пятками траву...
Рядом то и дело топали прохожие, вынуждая любовников сдерживать стоны, холодеть, вжиматься в землю и друг в друга, - но терпеть было нельзя, и Липатов очень быстро влил в нее тугой фонтан блаженства, а потом впервые вылизал ей клитор, да так, что она не смогла сдержаться, и рядом раздалось:
- Где-то в кустах ебутся... Молодец девушка, так держать!
Когда они лежали на траве, рядом протопали сердитые ноги, и Липатов услышал:
- Ну где ее носит? Ребенок не кормлен, вещи не собраны, утром уезжать...
- Ой! - Девушка приподнялась на траве. - Папа. Ищет меня. И Густик голодный...
- Стой! - Липатов схватил ее за руку. - Ты уезжаешь?
- Да.
- Куда?
- Не скажу.
Оглянувшись, она встала.
- Подожди!
Липатов вскочил было за ней, но она придержала его за плечи, и он сел обратно на траву.
- Нет.
Быстро натянув плавки и купальник, она подбежала к живой изгороди... остановилась, вернулась к Липатову, наклонилась, обхватила его голову ладонями, крепко-крепко чмокнула в лоб - и убежала, перемахнув через кусты, как коза.
Липатов долго сидел на траве. Затем, натянув трусы и кое-как собрав остальные шмотки, поплелся домой.
***
С пяти утра он дежурил у ее домика. Когда семейство, груженное чемоданами, авоськами, тентами и Густиком, двинулось к остановке, он выждал время и пошел следом.
Ему удалось сесть в ту же маршрутку. Девушка заметила его, и всю дорогу он просидел, как на иголках. В Симферополе он шел за ними до перрона, смотрел, как девушка кормит Густика грудью, и молился, чтобы случилось хоть что-нибудь.
Дернув какого-то паренька, он вручил ему записку и попросил передать девушке. Записка гласила - «Жду тебя у женского туалета. Буду ждать, пока не придешь».
Ждать пришлось на удивление недолго.
- Ну что, ну что, ну чего тебе? - чуть не плача, говорила ему она, когда пришла. - Ну чего ты меня мучишь?
Она была в белом платье с длинной юбкой до пола. Белая ткань и белые волосы так эффектно оттеняли загоревшую кожу, что на нее все оглядывались.
- Я хочу быть с тобой. Почему ты гонишь меня? Почему? - канючил Липатов, растеряв весь свой апломб.
- А что, мне... замуж тут за тебя выходить, да?
- А почему бы и нет, кстати? У нас с тобой сын, между прочим...
- Тише! Не кричи.
- Это ты не кричи! Ты просто пользуешься мной, играешься, как этим самым... ты... ты... Прости меня! Дай мне хоть какой-то шанс...
- Шанс?"Он не получка, не аванс... «? Какой тебе нужен шанс?
- Любой. Сейчас ты уедешь, и... Дай мне... дай мне хоть испытание, хоть что, хоть... хоть телефон дай!
Девушка плакала.
- Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, - упавшим голосом бормотал Липатов.
Ему страшно хотелось обнять ее и прижать к себе, но он боялся.
- Телефон я тебе не дам, и... могу только взять твой. Давай, диктуй.
Она достала мобилку и, не попадая на кнопки, записала его номер.
- Все, Жора. Все. Все! Не иди за мной. - Всхлипнув, она посмотрела на него и медленно отошла.
Липатов дернулся вслед за ней, но она качнула головой, и он застыл у туалета, как манекен.
Простояв там полчаса или больше, он шевельнулся и побрел, наконец, сам не зная куда.
Сквозь окно он видел, как подошел поезд, вобрав в себя разноцветную толпу с чемоданами и гитарами, как тронулся в путь и исчез, мелькнув зеленым хвостом. За окном был пустой путь.
Постояв у окна, Липатов развернулся... и вдруг дернулся, как от тока. Уронив кепку, он стал лихорадочно шарить по карманам, пока не добыл мобилку.
Там была смска от неизвестного номера.
Холодея, он открыл ее и прочел:
«Испытание №1. Купить надувной бассейн на 500 л. для маленьких детей и выслать по адресу: г. Таганрог, ул. Чехова, 18, кв. 57, Соломатиной Лидии Алексеевне.
По получении бассейна отправлю Испытание №2».
Минуту или больше Липатов пялился на экран. Затем подскочил и вприпрыжку выбежал из зала.
- Значит, Лида. Хорошая девочка Лида. Лида из Таганрога. Лииииида. Лида-Лида-Лида. Лида-Лида-Лида-Лида-Лида! - декламировал он, улыбаясь, как Микки-Маус.
Увидев интернет-кафе, он нырнул туда, сунул диспетчеру купюру, открыл Яндекс и набрал: «детский надувной бассейн 500 литров купить».
Сидя за компом, он напевал, хихикал, бормотал вслух и мешал всем соседям сразу, - а те косились на него и переглядывались, закатывая глаза.