Что делать?
Я проснулся раньше Розалии, тихонько выбрался из постели, оделся и пошел на кухню, готовить завтрак. Предстоял хлопотный день, следовало совершить все покупки и вечером на поезд. В голове свербел вопрос:
— Что делать?
Мы родные брат и сестра. Хотя нет, двоюродные. Только это ничего не меняет. И ни о каком сексе между нами не могло быть и речи. Речи не было, а вот секс был.
За этими тяжелыми мыслями и застала меня Розалии. Она уже тоже оделась, и выглядела слегка хмурой. Наверное, она тоже искала ответы на те же вопросы, что и я...
А все, какая она красавица, моя Розалинка, моя сестренка. Даже сейчас, еще не причесанная, не крашеная она красивей любой женщины на свете. И как бы мне хотелось ее сейчас... Стой, какое «хочется». Она моя сестренка. Но почему-то ночью я не думал об этом.
Выключив плиту с готовой уже яичницей, я подошел к Розалинке, взял ее ладошку в свою. Такая теплая и мягкая рука...
— Розалина...
— Да, Ренат.
— Розалина, нам наверное, стоит поговорить.
Пауза.
— Понимаешь, то чего случилось между нами сегодня, этого не должно было случится.
— Да.
— Но это случилось. Это моя вина. Сейчас ничего не исправить. Никто об этом, никогда не узнает.
Слова, слова. Все лишь слова. Не нужные и бессмысленное. Нужно было сказать то самое, единственное слово, которое придаст всем этим бессмысленным словам смысл. И я сказал это слово.
— Розалина, я люблю тебя. Я понимаю, так не должно быть. Но я люблю тебя как девушку.
Розалина вдруг расплакалась, прижалась, обняла повиснув на моей шее.
— Я тоже... Люблю! Да, это извращение, мы с тобой извращенцы. Но что нам теперь делать?
— Розалиночка.
Поцеловал катящуюся по ее щеке слезинку.
— Розалиночка. Мы обязательно придумаем с тобой что-нибудь. Ты только не плач. Не переживай. Вот возьмем и поженимся. Кто посмеет нам что-то сказать.
Всхлипы немного поутихли.
— Нет, Ренат, мы не сможем поженится. Мы с тобой брат и сестра. Нас никто не поймет, ни родители, ни родственники. Но и перестать любить тебя я не в силах. Я ведь давно знала что это когда-либо случится между нами. Я же чувствовала, то ты меня тоже любишь.
— Розалинка, мы все равно что-нибудь придумаем.
Я прижал ее к себе сильно-сильно. Настолько сильно, насколько это было возможно не причиняя ей, такой хрупкой, боли. Я даже слегка приподнял ее, поддерживая за попочку. Такая она все же была желанная в ту секунду. Несмотря на весь этот тяжелый разговор, я всем нутром хотел ее. Меня переполняли нежность и желание.
— Поставь меня на пол. И отпусти. Давай кушать.
Она, кажется повеселела. Повеселела сквозь слезы.
— Вот что, Розалинка. Пока торопится не будем. Просто оставим все между нами. И помни, я никому не позволю причинить тебе боль.
— Все, отпусти. А то разозлюсь.
Поставил ее на ноги.
— Какой же ты у меня дурачок, хоть и мой брат.
Подтянулась, поцеловала меня в щеку.
— Давай кушать. Нам еще многое надо успеть купить...
Завтрак, если поглощение яичницы можно было назвать завтраком, прошел в обсуждениях, где и чего проще будет купить. Затем сдали ключи хозяевам, живущим этажом ниже. Кстати, относительно квартиры — это была одна из вполне чистеньких, сдаваемых посуточно квартир, адреса которых мы давали друг-другу, чтоб было где ночевать при наших «челночных» поездках в столицу.
Вечером мы загрузились в поезд, и покатили домой. Под стук колес я держал ее за руку. Скрытно и застенчиво. И совсем целомудренно. Но совсем как брат сестру.
С поезда она с покупками уехала к родителям. Про «приключение» с деньгами решили никому не говорить. И про мое участие в этой поездке тоже. Она поехала одна, сделала покупки. Я встречал ее на вокзале, помог пересесть на пригородный, но поехать не мог, надо на работу.
— Когда приедешь?
— В среду, на дневном. Мне в среду на работу.
— Понятно. Я встречу.
— Может не надо. А то люди заметят.
— Ну а что такого в том, что брат встречает свою любимую сестренку?
С этими словами я слегка прижал ее к себе за плечи и чмокнул в щечку.
— Ну да, любимую. Только сестренку ли?
В глазах Розалинки заиграли чертенята. Такие веселые бесята. А я, кажется, слегка покраснел. Розали уже приходила в себя. Моя Розали.
— Ладно, ладно братик. Не смущайся.
Она быстренько оглянулась, и видимо, решив, что на нас никто не смотрит, с украдкой, быстренько поцеловала меня.
— Я тебя очень люблю. И все эти буду скучать. Но все, мне пора.
Проводив ее, все эти дни я не находил себе места. Меня все время мучил вопрос: «Что нам делать». Да, поженится мы на самом деле не могли. Не мои, не ее родители не примут этого. Ну и терять ее я не могу. Я очень и очень люблю Розалинку. Розочку, ставшую моей. И ради нее я сделаю все. Выхода из ситуации не было. Может мне следовало уехать? Но это не так просто. Пока найду место, пока получу перевод... Да и, чем мотивировать переезд? Как объяснить его родителям? Что я, имею здесь пусть однокомнатную, но квартиру, хочу куда-то уехать. Вопрос жилья тоже был немаловажен. Точнее он был очень важен. Эта квартира досталась мне по существу случайно, и стоила некоторых не совсем законных махинаций. И не только мне, но и отцу. Меня никто не поймет.
А в голове, тем временем, была Розалинка. Я видел ее в каждой встречной на улице. Вот, такая же курточка. А вот эта... Точно, Розалинка! Нет, обознался. Даже на работе, мои глаза искали у наших девчонок, коллег, общие с Розалинкой черты. Вот эта, оказывается, у нее такая же кофточка, как у Розалинки. А вот у этой, когда улыбается, появляется такая же милая ямочка на щечке.
Чувства, которые я запрещал себе все годы, смотря на Розалину только как на сестренку, вдруг всколыхнулись, поднялись и меня захлестнуло. Я не мог больше запретить себе любить ее. Но и любит ее мне было нельзя.
По ночам, оставаясь один, я думал о ней. Думал о нашем первом и единственном разе. Чувства, пережитые мною в тот день, в тот момент, были еще свежи.
Вот, я вхожу в нее. Ой, как же туго в ней. Какая она, мокренькая, и все тугая. Я помнил ее вкус на своих губах. С каким стеснением она, еще девочка, позволила мне проникнуть туда языком. И вся дрожала...
Представляя ее я ласкал свой грешный инструмент. Я хочу ее, хочу не как сестренку, а как женщину. И будь что будет, но я не откажусь от нее. Я буду молча ее любить, даже если она не захочет чтоб секс между нами повторялся. Пусть все будет, как будет.
Рубикон
Приехала, Розалинка, как и обещала в среду. Приехала на работу, она подрабатывала медсестрой в ночные смены в больнице. Так делали многие студенты медицинского института. Конечно же, я встречал ее на вокзале.
Розалина появилась из вагона, и рывком бросилась ко мне. Я нашел губы повисшей на моей шее девушки, и впился в них. В тот момент нам было без разницы, видит ли кто-то нас, или нет, и что они подумают. В конце-концов, могут же брат и сестра невинно поцеловаться!
Было видно, она скучала по мне, не меньше чем я по ней. Она весело щебетала, рассказывая домашние новости, и прижималась ко мне, пока мы шли к остановке троллейбуса. В салоне мы встали сзади, и я взял в свою ее мягкую ладошку.
— Ты скучал по мне?
— Очень, очень!
— Я тоже. Жал, мне на работу. А то бы мы повторили...
Розалинка, покраснев прижалась ко мне. Ее слова означали, что она тоже сделала свой выбор. И ее выбор совпал с моим. Мы впадаем в омут греха, но пусть грех, чем отказаться от друг-друга. От любви. И будь что будет. Нет, мы конечно будем осторожны. Для всех мы останемся братом и сестрой, им не обязательно знать остальное. Но, никто, слышите, никто не вправе нам запретить любить друг-друга.
Я нагнулся и поцеловал ее в носик, проигнорировать подставляемый под поцелуй ротик.
— Противный. Хоть поцелуй меня. Я так по тебе соскучилась.
«Знала бы, как соскучился я! Я готов взять тебя прямо сейчас, в этом троллейбусе, не стесняясь никого. Знала бы, что я даже дрочил, да, да дрочил, вспоминая нашу ночь». Но я не сказал ей всего этого. А наоборот, оставляя ее в своих объятиях, снова нагнулся, и уже совсем целомудренно поцеловал в лоб.
— Эй, сестренка, не горюй. Тебе завтра предстоит бурная ночь, так что готовься.
Конечно, мои слова не вязались с целомудренным поцелуем. И конечно, в глазах Розалинки заиграли чертята:
— Ну, ну, мы посмотрим, кто раньше сдастся?
А я сделал для себя еще одно открытие. Кажется, моя прелестная Розалина, еще недавно бывшая невинной девочкой, мгновенно отшивавшей всех ухажеров, становится женщиной.
В тот день я проводил ее до работы, и отдал ей вторые ключи от своей квартиры.
Следующий день на работе выдался очень трудным, и хоть и меня весь день не покидали мысли о Розалине, но вырваться с работы и вернутся удалось только лишь поздним вечером. Какова же была моя радость, когда прямо в прихожей на мне повисла Розалинка. Она была в моей рубашке, которая сошла ей за халат, но едва прикрывал ее бедра. Ее язык проник ко мне в рот, и начал там шарить, борясь с моим языком. До чего же желанно это тело. Я уцепился за ее бедра, сдвинулся к попке, приподнял поддерживая за попочку. Ого, да мы даже без трусиков! Вот это моя скромная сестренка! А впрочем... Она сделала выбор, и сейчас просто подтверждала его...
— Отпусти! Поставь меня!
Она наконец-то оторвалась от моих губ. Всего несколько дней назад она также требовала от меня поставить ее. Но что ж, поставлю! И вставлю.
Все очень многое изменились для нас за эти дни. Изменились, наверное мы сами.
— Сначала покушать! Иди мой руки!
— А я хочу съесть тебя!
Я поставил ее на пол, но не выпускал из объятия, и продолжал мять оголенную попочку.
— Успеешь! Быстро умываться!
— Ну вот, нашлась мне воспитательница!
— Я твоя сестренка, и имею право тебя воспитывать!
И тут, совсем прижавшись, она прошептала:
— А еще, я твоя любовница. Но я очень и очень люблю тебя.
Любовью мы занимались, все же не всю ночь. Сказывалась усталость. У меня был очень трудный день, какие бывают не часто. Розалинка, вообще, после ночной смены. А ведь, день провела в институте. Было даже удивительно, что она, не спавшая уже полторы суток, так бодро держится.
После ужина она загнала меня в душ. И дала только футболку. Когда я вылезал, с уже стоячим членом и без штанов, в одной футболке, я наверное выглядел очень смешно. А возможно, этого Розалинка, и добивалась. Увидев меня она прыснула и подскочила ко мне:
— А твой друг уже готов!
Схватив ее в объятия, уложил на выдвинутый и застеленный, диван, попутно дотянувшись до выключателя. В окно падал лунный цвет, создавая волшебную подсветку, и заменяя свечи, которые принято считать неизменным атрибутом романтики.
Просто раскрыв полы, все еще остающейся на ней рубашки, я залез рукой между ее ног, медленно раздвигая их. Затем — поцелуй, долгий затяжной. Оторвавшись от ее сладких губ я передвинулся к шее, затем к ложбинке между грудями, к грудям. Передав задачу обработки грудей рукам, мои губы полезли дальше. Я, развернувшись, уже целовал ее животик. А вот и пупочек. Пощекотал ее языком, продолжая мять груди руками. За что был отблагодарен первым томным, глубоким вздохом. Все, пора перемещать ласки ниже. Передвинувшись в постели я раздвинул ее ножки и устроился между них. Это главный этап подготовки. И я припал губами к желанному цветочку. Всосав одну половую губу в рот, я изобразил легкий укус. Нет, я не кусал, а лишь слегка прижал губу. Но, как делаешь с губами партнерши при поцелуе. За укус я был вознагражден следующим томным вздохом.
Припав к цветочку, я собрал ее в рот в поцелуе всю, насколько смог. Мой язык, протискиваясь между половых губ, полез на поиски встречного язычка. Выпустив губы изо рта, проникаю языком к язычку, и проводя вокруг нее кончиком языка, чувствую, как она вся встрепенулась. Повторяю пробежку, затем надавливаю языком по кончику язычка. Припадаю плотнее, и затягиваю язычок в рот, продолжая играть языком навстречу язычку. Продолжая ласкать языком, всасываю язычок глубже, и она заметно увеличивается, а вокруг нее все становится мокро. Хозяйка язычка благодарить меня уже не томным вздохом, а сдержанным стоном. Пора помочь руками. Пока ртом продолжаю ласкать выше, клитор и половые губки, старательно целуя и вылизывая их, нахожу пальцем вход в киску, и просунув в дырочку буквально кончик, начинаю массировать. Влаги, выделяемой киской становится все больше, а сдержанные стоны постепенно перерастают в более длинные и намного менее сдержанные. Я же ввожу второй палец, затем третий, и проникая все глубже, продолжаю массировать. Ноги Розалины уже раздвинуты настолько, насколько ей это вообще под силу. Влага в киске, кажется превратилась поток, а пальцы проникают уже без всякого сопротивления, когда я двигая рукой имитирую фрикции, а клитор увеличился и дрожит... Все пора!
Я отрываюсь от киски, и принимая классическую миссионерскую позицию, устраиваюсь сверху, но черт, не попал! Вот неуч! Розалина уже не состоянии ждать, она схватывает член и направляет в себя, причинив боль, и потянув его. Но ничего, потерпим. Я проникаю в нее сразу, и получаю в награду стон удовольствия. Розали подается бедрами мне навстречу, но нет! Я выхожу, почти полностью, и затем вновь быстро вгоняю член обратно. Розали, не желая меня выпускать судорожно обхватывает меня ногами, как бы прося войти глубже. Двигаясь только бедрами, я немножко выхожу, насколько мне это позволяют обхватившие меня руки и ноги, и загоняю изо всех сил член обратно. На этот раз достаю матку, или чего там еще... Розали со стоном пытается подать бедра назад, но как это сделаешь, лежа подо мной... Мы вновь подаемся навстречу друг-другу, и из горла Розали вырывается крик.
Все, дальше просто ебать. И я начинаю двигаться, раз-два, вперед-назад, раз-два, вверх-вниз. Розалина вся дрожит, в какой-то момент с криком вцепляется в меня. Все девочка, все любимая. Я тоже на пределе. Еще движение вперед-назад, еще... Розалина вдруг выгибается, по телу пробегает судорога, еще, еще... Моя девочка с криком и слезами кончает. Я делаю еще движение и член судорожно сократившись делает первый впрыск в глубине киски. Глубже! Еще впрыск! Глубже! И я кончаю в нее.
Мы лежим и отходим обнявшись. Оба вспотели, надо бы в душ. Это было бы правильно. Но мы слишком устали.
Просыпаюсь гораздо раньше обычного, от чувства, что рядышком не хватает чего-то очень дорогого. Или кого-то. Нахожу Розалину на кухне, готовящей завтрак. Она все в той же моей рубашке на голое тело. А вот принять душ, она, кажется успела. Ловлю ее в охапку, начинаю массировать попочку. Она, отвернувшись, «убегает» от поцелуя:
— Что братик вчера быстро уснул, а обещал сестренке марафон на всю ночь.
— Это сестренка сразу заснула. Но я ее сейчас за это накажу.
— И что ты ей за это сделаешь?
— Я отымею ее крепко-крепко!
— Не успеешь. Тебе на работу, а мне в институт.
Но она остается в моих объятиях, и мы продолжая шутить, еще несколько минут ластимся.
Увы, действительно пора. Принимаю быстро душ, завтрак и разбегаемся. Однако, на душе хорошо. Рубикон пройден.