Религия, мораль и законы общества гласят, что близкие родственники не могут иметь детей. Нет, рожать-то они их могут, да только от таких браков дети рождаются с нарушениями, болезненные. Но во всех этих законах не сказано, что нельзя ебать родственников. Для удовольствия, не для продолжения рода. Мы со старшей сестрой погодки с разницей в год с мелочью.
Ей шестнадцатый, я же, соответственно, четырнадцать разменял. Самый тот возраст, когда половые проблемы начинают мученически изнурять мозги и организм подростка. И мы быстро решили сию проблему. Живя с матерью, без отца, привыкли и не стеснялись друг друга. В порядке вещей считалась совместная помывка в бане, ну и прочие мелочи, типа сна в неглиже. Или в сорочке, если было холодно. Причём ночную рубашку надевали и мне. Часто мы с сестрой делили одну постель на двоих. Так что не было неожиданностью, когда мы, проявляя интерес к противоположному полу, начали изучать различия в строении тел мужчин и женщин на живом примере.
Дальше - больше. Дошло и до сношений. Опасаясь сломать целку, придумали способ, когда сестра раздвигала ноги, я ложился на неё, помещая хуёк меж бёдер, она ноги сдвигала и мы еблись. Точнее сказать, просто онанировали. Один из способов дрочки с помощью партнёра. Для более приятного чувства смазывали ляжки вазелином, каковой в те времена был в каждом доме, заменяя все известные на данный момент кремы и гели. Такие занятия ни к чему хорошему привести просто не могли, в чём мы и убедились. Как-то то ли сестра расслабилась, то ли я промазал, только вдруг почувствовал какое-то препятствие. Даже не поняв в чём дело, поднажал и проскользнул дальше, преодолевая его. Сестра ни ойкнуть, ни крикнуть не успела. Кончив, вытащил конец и увидел, что он в крови. И мы поняли, что встряли по полной программе. Мать, узнав, пришибёт. И хотя потеря целки не была трагедией вселенского масштаба, только вот потеря её с братом могла матери не понравится. Немного погоревав, через несколько дней продолжили свои занятия.
Теперь не было нужды в вазелине, пизда и так влажная. Занимались этим делом тогда, когда были уверены, что матушка не помешает нам никоим образом. Я же говорю, что и на старуху бывает проруха. Однажды ( всё почему-то происходит однажды ) не подрасчитали время и даже двери не заперли, а маменька вернулась с работы. Ну и застала нас в самый интересный момент, когда сестра пыхтела подо мной, а я, соответственно, пыхтел сверху. Она не стала кричать, ругаться и делать прочие непотребства в порыве гнева. Тихонечко вышла, дав нам закончить свои дела и села в ожидании деток. Мы закончили пыхтеть и потеть, накинули одежонку и радостные выскочили на кухню. Выскочили и замерли. Картина Репина "Приплыли".
- И давно вы так, детки мои?
Голос матери не предвещал ничего хорошего. Встряли по полной программе. У меня за свербило в одном месте, которое заранее чует неприятности. Чего же это место раньше молчало? Мы с сестрой одновременно закивали головёнками. Она утвердительно, а я отрицательно. Привычка такая всё и вся отрицать. Огребать всё одно по полной, так зачем брать на себя грехи? Потом морально легче. Представляешь себя незаслуженно обиженным.
- Ну расскажите, как вы до этого дошли?
Молчали, как партизаны на допросе. Нам бы в войну цены не было. Только матушке признания и отрицания были до фонаря. Она для себя уже всё решила. и вынесла приговор. Взяв в руки широкий армейский ремень, что остался от отца, посмотрела на нас и, определив меня зачинщиком, ткнула пальцем мне в грудь. И всё это не вставая с лавки. С детства привыкли к полному повиновению, не знали иного и потому считали, что только так и правильно. К тому же принцип "заработал - получи", предполагал полное отпущение грехов сразу после наказания. Я молча снял штаны, подвинул табурет поближе к матери и лёг животом на него, положив голову ей на бёдра и уткнувшись в них носом. Ох, чует моя жопа, будет ей сегодня массаж. Матушка взмахнула рукой. И первый удар ожёг задницу. Матушка у нас миниатюрная, а вот рука у неё тяжёлая. Прикусив губу, молча сносил порку. Мать прекратила драть меня.
- Сучок! Хоть бы пикнул. Весь в папеньку своего, настырный. Вставай уже.
Встав, не надевая штанов, наклонился и поцеловал матери руку. Со мной покончено. Теперь наступила очередь старшей. Она уже стояла с задранным подолом и без трусов.
Смотрел, как под воздействием ремня задница сестры становилась красной, потом тёмно красной. Что-то мы сегодня легко отделались. Задницу пекло и я приложил к ней мокрое полотенце, так и не надев штаны. Почему-то не было стыдно стоять перед матерью голышом, хотя я мальчик уже большенький, вон и лобок волосиками порос. И размышлял: отчего нас так сегодня Бог помиловал? Помню, как за какую-то несравненно мелку провинность мать так нас драла, что сеструха уссалась. Смотрел, слушал, как сестра поскуливает, причитая
- Ой, мамочка! Ой, больно! Ой, не надо!
Сестра встала, отпущенная маменькой, одёрнула платье, зашипела от боли, когда платье коснулось задницы. Молча протянул ей мокрое полотенце. С экзекуцией было покончено, а вот разбор полётов был ещё впереди. Ну да это уже легче. Первую злость мать сорвала.
- Так, теперь рассказывайте, сколько времени вы этим занимаетесь?
Таиться нужды уже не было и мы запели на два голоса, выкладывая всё.
- Ты не в тяжести?
Сестра не поняла.
- Дура! Ноги раздвигать научилась, а беременна или нет, определить не может.
Слава Создателю, нас пронесло. Ни сном ни духом не ведая о мерах предохранения, каким-то образом умудрились не заделать ребёнка.
- Значит так! - Мать пристукнула ладонью по столу. - Больше её не трогать, пока я не позволю. Оторву всё, что там у тебя болтается. Отрастил дубину и не знает, куда её сунуть. И в кого вы у меня такие бестолочи уродились Сраму-то, коли люди прознают. Ты спать будешь со мной, а она пусть одна спит. Я караулить вас не собираюсь. Всё ясно?
Закивали головами.
- Раз ясно, мыть жопы и спать.
Можно было не помыть морду, но лечь спать с грязной задницей было смертельным грехом. Непростительным грехом. Были помладше, матушка следила, как мы отмываем свои зады. Стали постарше, доверяла это дело самим. И так это вошло в привычку, что не помытьна ночь задницу означало обречь себя на муки неспокойного сна. Всё зудилось, казалось, что кто-то ползает, кусает. Помыв задницы, стирали свои трусы. Спали либо голышом, либо в рубахах. Мама считала, что тело должно отдыхать.
Наши поселковые дамы считали мать не от мира сего. "Надо же, чистюля. Кажин день трусы меняет. " Они снимали трусы и клали их под подушку, утром натягивали на задницы. И даже переспав с мужиком, не бежали подмываться, подтираясь этими же трусами. Потому духан от них шёл приличный. Привыкнув, сами не замечали. И что интересно, молодые девки тоже следовали примеру своих родительниц. От бани до бани не меняли бельё. И задницы не мыли. Хорошо, коли летом ноги помоют. А зимой и этого не делали. Не по грязи, чай, ходили.
Баню не топили, потому бежать туда мыться смысла не было. Тут же на кухне, вытащив тазик, поливая из чайника, помыли жопы. Направился в спальню
- Куда? Забыл, что сказала?
Мать грозно указала на свою спальню.
- И чтоб счас же спал!
Утром мама ушла на работу. Интересно, она считает, что мы ебёмся только по ночам? Но испытывать судьбу - поищите дураков. Матушка враньё за версту чует. Так и провели день до вечера. Матушка предусмотрела практически всё и задала урок на весь день. Причём мне по большей части во дворе, сестре в доме.
Через несколько дней мама принесла домой коробку. Коробка пахла аптекой. Не подавая вида, что сгораем от любопытства, даже головы не поворачивали в сторону стола, где коробка лежала. Так, легонько косили глазом. Сестрица карим, я зелёным. Как матушка говорила, кошачьим. А мать не спешила. Умылась, покушала, посидела, разговаривая с нами. Отчитались о работе. Да и видно было сразу кто и что сделал. И только после этого распаковала коробку. Мы ахнули. Коробка была заполнена презервативами. Их там было много, очень много. Я даже предположить не мог, сколько их там.
- Ну вот. Теперь я буду спокойна. Ничего не случится.
То есть то, что брат ебёт сестру, это вполне допустимо, а вот беременность не приветствуется. Ну что ж, будем пользоваться этими противниками детей. Ещё бы кто научил, как это делать правильно. Деревня - она деревня и есть. Ладно, опыт приходит с практикой.
Я и не надеялся, что мать сразу разрешит нам испытать эти изделия, потому и не удивился, когда она погнала меня спать в свою комнату. Ну и не надо. Вот завтра уйдёт на работу, мы и оторвёмся. Лежу. Представляю, что будет завтра. Хуй стоит, аж шкуру с задницы тянет. И задницу больно. Всё же маменькины ласки зря не проходят. А вот и она, легка на помине. Зашла, свет включила. Я рукой глаза прикрыл, а она двери притворяет. отродясь не закрывала, а тут закрывает, да ещё и плотно так.
- Лежишь? О чём думаешь? - Сама на кровать присела, откинула с меня одеяло. И даже нет нужды спрашивать, что за мысли роятся в моей голове. Погляди на торчащую рубаху и всё сразу станет ясно.
- Поди уже примеряешь в мыслях? - Матушка вертела в руке пакетик презерватива. - А хоть раз надевал?
Откуда же такая роскошь. Увидел-то впервые, а уж примерять и вовсе не приходилось. Да чего там сложного, чай не дурак какой, сумею. Так прямо и сказал. Она мне пакетик бросила
- Надевай.
Легко сказать. Во-первых: пакетик никак не хотел распаковываться. Какой ... его так заклеил? Поддавшись грубой силе и зубам, пакет сдался. Из него выпал кругляш резины с пимпочкй. Предполагая, что надевать его надо примерно как носки, раскрутил и попытался натянуть. Хрен вам и вашей роже! Это далеко не носок. Мать со смеху покатывается.
- Ой, не могу! Ебарёк! Гондон надеть не может! Ой! Уй! Ха-ха! Щас уссусь!
Просмеявшись, матушка отобрала у меня изделие из резины, свернула его колечком, приложила к головке и одним движением - Раз! - натянула на хуй. От прикосновения мамкиной руки хуй подался вперёд, в пахах сладко заныло.
- Вижу, запрет блюли. Молодцы! А не то снова бы выпорола. Смотри, как по заказу. Как раз твой размер.
Вот уж незнал, что и у этих резинок размеры бывают.
Отойдя немного от кровати мама рассматривала дело своих рук. Осмотром осталась довольна.
- Ну как?
Как-как? Непривычно. Резина стягивала ствол, даже вроде как увеличила его.
- Проверить надо, не спадёт?
Не зная, как проверять, остался сидеть на месте, опасаясь вновь быть осмеянным. Матушка подтолкнула слегка.
- Расселся. Двигайся.
Послушно отодвинулся к стене, мать присела на кровать. Легла, задрала сорочку и развела ноги. Чего это она? Не, голую мать наблюдал сотни раз, но никогда она так бесстыдно не раздвигала ноги, не показывала свою пи... О маминой письке надо говорить ласковее. Свою мохнашку. А мохнашка у мамы замечательная. Рыжая, волос мало, лобок крутой, полный. И губы полные, плотные. Когда иной раз наклоняется, сзади её мохнашка смотрится пирожком с творогом, что испекли в духовке. И сама мама очень даже красивая. Тонкая талия, небольшая грудь, даже чуть ли не меньше, чем у сестры, а вот попа пошире и покруглей. И бёдра не сравнить с сестричкиными. Сижу дурак дураком, слюни глотаю, в голове туман. Мама не дождавшись от меня никаких действий приказала
- Ложись!
Послушно плюхнулся рядом.
- На меня ложись!
Ой, чего это будет? неужто это то, о чём подумалось? А мать продолжает
- И что?Долго так лежать будешь? Вставляй!
Это она мне предлагает, да нет, заставляем меня вставить ей? Ой, божечки! Только привычка слушать мать бесприкословно сыграла роль приказа для солдата. навалившись на мамино тело начал двигать задом, пытаясь поймать вход в дырочку. И свет в комнате включён, и мама ничего не прятала, а разглядеть всё одно ничего не получилось. Слишком уж ярко блеснула её нагота перед глазами. Вспышка молнии прямо. Не дождавшись от сына снайперской целкости, помогла своей рукой и хуй проскочил в дырочку, погрузился в тепло материного тела. Она ойкнула, когда я навалился.
- Медведь! Чисто медведь! Аккуратней, задавишь! Приподымись!
Занимаясь еблей с сестрой совсем не думал о том, чтобы доставить ей удовольствие. И она, судя по всему, не особо в этом разбиралась. И потому едва воткнув в мамину лохмашку, полетел, поскакал незнамо куда. Мама, обхватив меня ногами, покачивала задом, попадая в такт. Сестра так не умеет. Она просто лежит бревном. Мне думалось, что так и надо. Оказывается, можно и иначе. И женщина может быть активной. Воздержание, возбуждение, непривычность ситуации: не каждый день маму ебать доводится, сыграли роль стимулятора быстрого извержения.
Мама стягивала с опавшего хуя гондон.
- Смотри, ни капли не пролилось. Можно быть спокойной. Только запомни, выблядок, ни разу не залезай на сестру без этой резинке. Обещала оторвать всё, что можно, так и оторву.
Провела рукой у себя меж ног.
- И тут чисто.
Легла на кровать. Подперев голову рукой и лежа на боку, повернувшись ко мне, начала расспрашивать что и как у нас было, как всё произошло. Лёжа полу-боком к маме, отвечал. Знала когда надо допрашивать мужика. Расслабился больше, чем после хорошей еды, вот и бери его голыми руками. Поглаживала мне грудь, изредка пощипывала соски. Не знал, что это так приятно. Лаская соски сестры, ни разу не попробовал ответного действия. А оказалось, что под женскими ласками они становятся такими же твёрдыми, как у сестры. Отзывчивые. А мама продолжала допрос
- Вы всегда так?
- Как так?
- Как со мной сейчас.
- А как с тобой?
- Ты подумал о себе. А обо мне ты подумал? Сестра как кончает?
- Не... Не знаю...
- Горюшко ты моё. Туда же, куда конь с копытом. Ты ж мне так девку испортишь.
Как это так "испортишь"? Я понимал, что испортить девку можно, сломав ей целку. А как можно испортить ещё?
- Ничего не знаете, ничего не умеете, хоть бы мать спросили.
- Ма-а!
- Что ма? Могли бы и спросить. Не чужая чай. Хотя что это я говорю? Вот дура старая!
- Не, ма, ты не старая совсем. Это у Ваньки мать старая. А ты молодая.
- Ага. Похвали, соловушка ты мой. Ладно. Учить вас надо. С сесрой я разберусь. А ты... Ну-ка, садись.
Пока я весь в непонятках садился, мать, присев, стянула с себя рубаху и осталась совсем голой. Вроде недавно кончил, а хуй при виде маминого тела зашевелился, начал поднимать головку. Матушка усмехнулась
- Прыткий какой! И по сколько раз можешь?
- Не знаю.
- Не знаю, не знаю! А что вы вообще знаете?
Молчание в споре с мамой - лучшая тактика. А она продолжала
- Молодой пока, дурь прёт. Ничё, с годами успокоишься.
Разговаривая, легла на спину, согнула ноги в коленях и развела их в стороны. Приглашения не было, потому сидел смирно, хотя желание навалиться и воткнуть палку в дырочку имелось. И весьма сильное.
- Смотри. Сюда смотри. - Мать рукой тронула свою лохмашку. - Это называется вагина, а не так, как вы зовёте. Хотя можно и так. Это половые губы. большие. Есть и малые. Большие прикрывают вход во влагалище. От грязи, от пыли.
Слушая материн рассказ, смотрел внимательно. У неё большие губы были действительно большими. Плотные валики прикрывали вход во влагалище. Даже на вид они были плотными. Меж них, склеившись, бахромой раковины-перламутрицы, розовели малые. А мать всё рассказывала и показывала. Объяснив про малые губы, про их функцию, перешла к клитору. Он, размером с половинку фасолины, багрово-красным пупычиком торчал из соеденения малых губ. Она развела пальцем малые губы, которые разошлись нехотя, будто не желая открывать то, что таили под собой. И показалась дырочка. небольшая. Мне всегда было интересно, почему так. У сестры тоже дырка маленькая, а хуй у меня приличных размеров, но ведь проходит. Растягивается, значит, пизда-то. Мать всё объясняла, всё говорила, а потом приказала
- Рядом ложись
Лёг. Она обняла меня, заставив повернуться к ней лицом, закинула на меня ногу и прижала горячую мохнашку к бедру.
- Начинать надо всегда с поцелуев. Ты умеешь целоваться?
Не дожидаясь ответа, присосалась к моим губам. Целоваться я умел. И любил. Но поцеловавшись с матерью понял, что я в этом деле ещё ефрейтор, а она, как минимум, полковник. Её губы ласкали мои, вбирая их в себя, язык порхал бабочкой, лаская рот и мой язык. Она всасывала меня, казалось, всего, потом отпускала и лёгкими касаниями покрывала поцелуями лицо, шею, грудь. Вновь присасывалась к губам. Оторвавшись и глубоко вдохнув, сказала
- Не совсем то, но стараешься. И губы у тебя нежные. Девкам такие нравятся. А теперь положи руку ко мне на лобок. Вот так. Прижми. Крепче. А теперь расслабься и погладь. Так! Так!
Я старательно гладил мамин лобок, раздвинув губки пальцем ласкал вход во влагалище. Раньше, ещё до того, как у нас всё произошло, мы таким образом играли. Вот и пригодились навыки. Мать часто и глубоко дышала, грудь поднималась и опускалась, лицо покраснело.
- А можно ещё и так. Ложись на меня.
Она повернулась на спину, потянув меня за собой, так что я оказался на ней.
- Медведь! Я же не диван. Опирайся на руки.
Упёрся руками в матрас, а маменька, взяв в руку хуй, принялась водить головкой промеж губ, упирая её в клитор, задерживаясь в некоторых местах, быстро проходя другие. Вход во влагалище проскакивали быстро, едва-едва проваливаясь, даже меньше чем на половину головки. Приподняв голову мне навстречу, потянулась губами. Страстно поцеловались. Глаза у маменьки были прикрыты, рот, напротив, приоткрылся, дышала часто. На носу, смешно сморщенном, будто собиралась чихнуть, выступили капельки пота. Пот был и на лбу, на груди, на животе. Яростно, со всё большим ускорением она водила головкой по своей красавишне и вдруг, подавшись навстречу, взвизгнула
- Еби!
Сама направила конец туда, куда нужно, так что мне не пришлось напрягаться в поисках входа. Едва успела убрать руку и наши животы со шлепком сошлись, чтобы в следующее мгновение разойтись и снова сойтись со смачным шлепком. Она, обвив меня ногами, подавалась всем тазом навстречу, принимая в себя моё орудие. Дыхание стало совсем частым,
- А! А! А-ах! М-ммм!
Прикусив губу, не открывая глаз, матушка прижалась ко мне всем телом, судорожно сжимала бёдра. Внутри влагалища что-то трепетало, сжимало ствол. Толчок, потом ещё, и ещё. Они слились в какой-то трепет, стали затухать, тело мамы стало расслабляться. Она открыла глаза.
- У-уй! Кончила ведь!
Обхватив меня за шею, притянула к себе, поцеловала. Засмеялась счастливо, ощущая в себе всё ещё напряжённое инородное тело, которое только что доставило ей удовольствие.
- Сейчас я тебе помогу. Слезь с меня, задавил.
Высвободившись, перевернулась на живот, встала на колени, упираясь грудью в матрас и выставив зад. В таком положении её попа стала ещё шире, привлекательней. Ягодицы разошлись, открывая мокрую дырочку входа во влагалище. Чуть выше её темнело пятнышко ануса.
- Вставляй!
Не надо просить два раза того, у кого уже шишка дымится. Уцепившись за мамин зад как утопающий, цепляющийся за спасательный круг, быстро двигал тазом, шлёпал животом по ягодицам, приближая сладостный миг извержения. И он пришёл, как всегда приходит ожидаемое событие. Сперма потекла толчками, заполняя тесноту маминой дырки. А я всё прижимался к родной попе, всё выплескивал в неё свою сперму.
Мама лежала на спине, положив одну руку на мягкий хуй, опавший смятой тряпочкой.
- Приятно чувствовать в себе мужское семя. Спасибо, сын! Она, немного повернув голову, поцеловала меня в щёку. Шевелиться было лень. А вскоре и сон, подкравшись незаметно, принял нас в свои объятия.
Проснулся утром. Светает. Пора вставать. Хуй стоит, вставить бы куда. Вот и мамина попа рядышком. Согнула ноги, выставила зад, а меж ног пирожок торчит. Только как без спроса взять его? И спим голые, даже одеялом не прикрылись. Благо лето на дворе. Заворочался. Матушка, не поворачиваясь, завела руку за спину, потрогала дубинушку.
- И чего ждёшь? Приглашения? Вставляй. Вставать пора. Давай по -быстренькому.
Хоть и не быстро, но получилось. мамины уроки не прошли даром и вначале поласкал головкой мамино сокровище. А когда она сама налезла на конец, быстро засадил и кончил.
- Вставай. Мне на работу пора. И не вздумай к сестре без резинок лезть. Выпорю, видит Бог, выпорю.
Днём преподавал сестре мамину науку. А ночами мама обучала меня. И когда пришла пора встреч с другими женщинами, был благодарен за мамины уроки.