В котельной жарко. Хотя и топится один котел, второй в резерве, все одно жарко. Мы с напарницей, Раисой, женщиной старше меня лет на десяток с приличным хвостиком, шуруем, давая населению тепло. Она работник постоянный, я же временщик, на подхвате. Послали, вот и работаю. А куда солдату деваться? Прикажут, и чертям сковороду будешь подавать. Вот и работаю, выполняя приказ. Уже какую смену, хотя обещали пару смен - и заменят.
В армии все так, как и в стране: нет ничего более постоянного, чем временное. А чего не работать? Никто не тревожит, никому я здесь не нужен. Отработал, пришел в роту, отоспался и снова на смену. А можно и в роту не ходить, прямо здесь спать лечь. Есть и душ помыться, и постель есть. И работа не сильно обременительная. Натолкал в бункер угля, сиди. Накидал в топку, пошуровал и жди, пока прогорит. А пока то да се, разговоры можно вести, книжки читать, чаи гонять.
Раиса женщина плотная, русская, из тех, от которых кони шарахаются и избы сами по себе потухают. Но все же женщина. А солдатику, уже столько времени не нюхавшему, как у бабы под мышкой пахнет, так вообще в самую пропорцию. Никто нас не тревожит. Заглянул как-то патруль с проверкой. Это меня проверить. Так Рая шуганула того начальника патруля вместе с его патрульными, до сей поры никто не сует носа. И сидим смену одни-одинешеньки. Телефон есть, если что. И сколько не сиди, как себя не уговаривай, а все же женщина, работающая рядом, вызывает какие-то эмоции.
Смены через три-четыре, в разговоре, на который Раиса вызвала меня сама, высказал, что неплохо было бы ей быть постарше и пострашней. Хотя и это не уберегло бы ее от моих притязаний, которые в скором времени обязательно проявятся. Рая рассмеялась, огладила свою богатырскую фигуру, поинтересовалась, каким же это образом я намерен справиться с такой женщиной. И не зашибет ли она ненароком некоторых особо нагловатых солдатиков. Точнее, одного из них. Я рассудительно заметил, что в насильники и маньяки не гожусь, по
причине воспитания, потому питаю надежду на наше добровольное, по согласию, единение. Рая сказала, что маньяку пора угля в бункер натолкать, кончается. А после такой работы потянет ли на баб, она еще посмотрит. А чего там трудного? Парень деревенский, к работе с детства привык, от нее не бегал.
Справился с заданием, умылся. Все же уголь он такой, пыль даже в трусы забивается. Чаю попили. И снова разговоры о том, о сем. А у меня все одно на уме: бабы и их принадлежности, что на груди растут да промеж ног располагаются. И договорились до того, что Раиса сама уже возбудилась. Послала меня по известному адресу с моими притязаниями на ее тело. А что не так? Как это что, а разница в возрасте? Не стыдно ли ей будет ребенка совращать? Пояснил, что коли ребенку оружие доверили, значит вырос. И к тому же в этом деле возраст роли не играет. Даже напротив, молодой он покрепче будет, больше сможет. Только вот не оконфузиться бы с первым разом.
Все же воздержание штука такая, коварная. Поговорили. Рая принялась котел шуровать. Тело под курточкой так и играет. Налитое. Самый смак. А ягодицы, штанами обтянутые, так и ходят, наводят на мысли грешные. Накидали котел. Передышка примерно на час. Можно посидеть. И опять разговор о том же. То есть о мужиках и бабах. Не знаю, что Раю подтолкнуло, только решилась она. Для начала спросила, а есть ли чем удовлетворить такую женщину? Все же не просто так фитюлька какая продажная. И коли допустит кого до своего тела, то пусть побережется тот, кто не доставит ему, телу этому, удовольствие.
А потому предложила продемонстрировать имеющееся у меня орудие ее будущего наслаждения. Что, прямо вот так, вот здесь? Я даже оторопел, а она смеется. Что, мол, солдатик, очко жим-жим? Не ссы, показывай, а она оценит. По достоинству. А чтобы не возникло у солдатика мысли на попятую двинуть, сама взяла это дело в свои руки. В самом прямом смысле этого слова. Сидя на топчане, притянула к себе поближе, сжала бедрами и не особо чинясь расстегнула солдатские штаны. А уж из штанов да из кальсон, что в армии зимой вместо трусов дают, извлекла и осмотрела прибор. Осмотром осталась довольна. И размер, и твердость вполне подходят.
А чтобы конфуза не приключилось, умело и быстро, дернув несколько раз рукой, исторгла из него струю спермы
. Прямо на свою грудь, успев перед этим распахнуть курточку и обнажить приличных размеров арбузики. Вот на них и излился. В тисках ее ног чувствовал себя воробышком в когтях у кошки. А Рая уже отпустила меня, курточку скинула, стерев с груди следы моей слабости, штанишки расстегнула и спустила вместе с трусами. Легла на топчан, ноги раздвинув и ждет, пока солдатик, как по команде "Отбой!", скидывает с себя робу. А потом затащила на себя это тощенькое тельце и впилась в губы поцелуем. Язык порхал в моем рту. Или роте? Как правильно? Не важно. Важно, что и мой, и ее языки, переплетаясь, вели свою игру. Оторвавшись, Рая потянула мою голову вниз, к арбузным грудям.
Я толком-то и рассмотреть не успел Раисино тело. Так, совсем немного. Крепкие груди, живот в складочку, когда она сидела на топчане, стягивая с себя рабочие штаны, мощные бедра, треугольник волос внизу живота. И потому был удивлен совсем маленьким соском на таких пышных титьках. Лежать на Рае и одновременно ласкать было не совсем удобно. Слишком уж много было ее подо мной. И потому сполз немного в сторону, оставив титьку во рту, рукой нащупал низ живота, погладил волосы и двинулся ниже. При таких габаритах влагалище Рая имела совсем мелкое и узкое. Даже удивительно. Вообще в ней многое удивляло. И клитор, размером с горошинку. И обилие смазки, просто таки исторгающееся из нее. Она раскинула ноги, уперла их в топчан и выгнулась дугой, приподняв зад и запрокинув голову.
Рот был открыт, а глаза, напротив, закрыты. Из горла вырывались какие-то хрипы. Немного потерпев мои ласки, Рая проговорила, что уже не может терпеть и пора бы мне уже заняться делом, то есть расположить то, чем хвалился, в то место, куда так стремился. И я расположил. При каждом толчке Рая исторгала из себя что-то типа А!... А!... А!. А когда начала кончать, просто потрясла меня. Откуда в таком теле, с таким почти что басовитом голосом, взялся этот детский голосок, что произнес Уй-юй-юй! И она плотно сжала бедра, придавила руками меня к себе, втиснув в свою грудь. Подумалось, что вот оно, окончание моей жизни. С одной стороны не хочется помирать безвременно, а с другой - героическая смерть на женщине. Только зря я боялся. Рая расслабилась, отпустила меня. Открыла глаза и закрыла рот. Потом посмотрела и спросила, почему это я не кончил. А как кончить, коли она вся мокрая, вся течет до такой степени, что я не чувствую ничего, болтается мой конец, аки чайная ложечка в стакане чая.
И тогда Рая повернулась всем своим мощным телом, легла на живот, с некоторым кряхтеньем и причитаниями о том, что ради некоторых приходится шевелиться в момент наслаждения и неги, привстала на четвереньки. И предложила мне попробовать позицию сзади. А она постарается сжаться немного, стать поуже. Хотя лучше бы, конечно, помыться, да уж больно не хочется обламываться в такой момент с мытьем. И я, пристроившись в указанную мне позу, начал толкать Раиску. Ее голова, склоненная на скрещенные руки, елозила, двигаясь в такт толчкам.
Мой живот соприкасался с Раискиной задницей, производя шлепающие звуки, член, погружаясь во влагалище, чмокал, двигаясь во влажной, слишком влажной среде. Только что брызги не летели во все стороны. Пока я шмурыгал Райкину манду, она начала потихоньку заводиться и в конце-концов потребовала не филонить, а поласкать ее клитор, дабы она не просто так стояла раком, как какая сучка перед кобелем, а тоже получила свою порцию удовольствия. Просьба прозвучала не двусмысленно. То есть конкретное предложение и в ответ надо было действовать столь же конкретно. И снова А!, А!, А!. А потом выгнутая в пояснице спина, Уй-юй-юй! и мы задергались почти одновременно, кончая.
Рая упала животом на топчан, я свалился сверху. Навряд ли она почувствовала мой вес. Я мог бы избавить ее и от этой малости, вот только сжатые ягодицы не позволили нам разъединиться. Они крепко сжимали мое сокровище, мою прелесть. И просто этот отросток был мне дорог, как память. Не стал грубо вырывать его из плена.
И правильно сделал. Через некоторое время Рая расслабилась, отпустила меня.
Села на край топчана. Проговорила, что ждала меньшего. И потому, в принципе, довольна. Только вот испытывает теперь такую слабость в ногах, что хочу я этого или не хочу, но мне придется... Я уже впал в паническое настроение, представив ее просьбу донести Раю куда-нибудь. Зря, все оказалось намного проще. Мне пришлось шуровать в топке, разбивая спекшийся жар и подкидывать уголь, потому что давление в котле значительно упало, пока мы развлекались. И пока я занимался сим неотложным делом, едва успев натянуть штаны, Рая плескалась в душе. Потом милостиво позволила мне помыть свои причиндалы.
А вскоре пришла смена. И я направился в казарму, а Рая пошла домой. Меня не пригласила, пообещав сделать это в следующий раз. Пояснила, что дома не прибрано. Если понятие бардака у нее хоть чуточку соответствует представлению об оном нашего старшины, то приборки у нее на целый день.
В следующую смену меня в котельную не послали, заменив на молодого бойца, проштрафившегося и получившего три наряда. Не тех, что носят, а тех, что отрабатывают. Парнишка явно не в Раином вкусе. В баню-то все вместе ходим, можем судить о достоинствах. И о недостатках. А с Раей мы больше не встретились. Меня в срочном порядке перевели в другую часть. Не из-за этого случая. Военная судьба такая, что кидает людей куда угодно. Моя военная специальность, не востребованная в данной части, оказалась очень нужной в другой. А там и место иное, и служба иная, и женщины иные. Но об этом как-нибудь позже. И о прочем тоже.