Это был серый-серый зимний день. Слякотный, зябкий и унылый. В такие дни, порой, и жить не хочется. Не шла работа, а ползла - Таня вяло перебирала варианты, конфигурировала и переконфигурировала - не то, не то, опять убого... Пальцы сводило, курсор подмигивал и охладитель рабочей станции вдыхал и выдыхал устало и надрывно. Она опять, в который раз, уставилась в текст техзадания.
Внезапный звук заставил оторваться. Ключ повернулся и - щелчок. Невидимая дверь закрылась, и - шаги. Нежданный и желанный, вернулся среди дня - и странно, и приятно. Его приход, как избавление - теперь захлопнуть монитор, каркасы - в обработку, сама - в его объятия.
- Ты такой холодный, муж мой! - промурлыкала Таня и скользнула лицом по прохладной мужской щеке - короткая щетина щекотнула и еле слышно прошуршала возле уха.
- Я охладился, но не охладел - он мягко поцеловал жену в шейку, разогнулся и посмотрел на неё сверху вниз. У него были золотисто-янтарные, проницательные глаза. Эти глаза, изменчивые и живые, ясно выражали все его эмоции, и их пугающая откровенность влекла магнитом. Они смеялись и темнели гневом, теплели нежностью и покоряли раз и навсегда.
- На сборы - сутки, направление - на север. Десять дней за бугром, потом - обратно. Поедем на машине. Муж, как всегда, одним ударом убил скучищу и хандру - Татьяна в восторге завизжала и повисла на нём, как мартышка.
Перед глазами тянулись безрадостные заснеженные пейзажи русской провинции, но на душе у девушки было весело и волнительно. Она не смотрела на серо-белую тягомотину за окном, она неотрывно смотрела на лицо водителя.
Этот мужчина восемнадцать лет был для неё центром притяжения. Он не был красив - грубоватые черты, волевая челюсть, вечно затянутая тенью короткой щетины, ранние морщины на лбу и у глаз - маскулинного типа, даже, суровое лицо. Его густые, коротко стриженые волосы были необычного, пепельно-стального цвета, а брови и растительность на лице, почему-то тёмные, почти чёрные. С лица воды не пить, к тому же он умел так улыбаться, что сразу мог расположить к себе любого. Их история тянулась красной нитью из времён, когда деревья были выше, дни - длинее, всё удивляло и всё было впереди.
***
Татьяна пална (в ранней молодости её все звали просто Таня, Танюша, Танечка) любила предаться воспоминаниям. В детстве она была мечтательной и странной, училась хорошо, без троек, к тому же музыке училась на фоно, а так же и в художественной школе. С мальчишками дружила, а бывало, и дралась. В войну играли, лазили по стройкам... Была худышкой и малышкой, но храбрая и заводная.
В то лето ей было сто двенадцать, она была сущим ребёнком, ощутившим приход первых романтических желаний (впала в детство) - рисовала в тетрадках ангелов определённо мужского пола и была по уши влюблена в (соседа по палате в доме престарелых) школьного учителя рисования.
В июле, в пятницу, родственники устроили большие сборы и выехали двумя машинами за город. Это было редкое явление - Татьяна пална упросила мать (Терезу) позволить ей сесть на пассажирское вперёд, рядом с ней, и подолгу смотрела на маячившую впереди белую отцовскую двушку.
Пока родственники распаковывались, Татьяна пална осматривалась на новом месте, бродила по участку и с досадой пинала камушки - ей здесь не нравилось. Совсем. Родственники купили эту дачу спонтанно, по знакомству. Соседний участок принадлежал коллеге матери (Терезы), они приятельствовали и та уговорила их.
Этим вечером, Людмила Петровна пригласила всех троих на чай, и родственники болтали о своём, а Татьяна пална шастала по дому - здесь было множество старинных и загадочных вещей, таинственная полутьма и запах дыма. Пройдя весь дом, везде засунув любопытный нос, она наткнулась на лестницу, ведущую в мансарду. Полезла тихо, добралась до двери - здесь было вообще темно. Открыла и вошла - в сумраке разглядела стопки книг, валяющийся в беспорядке ватман, одежду, кульман на доске, магнитофонные кассеты грудой и мотоциклетные колёса у стены. На кушетке валялись тоже книги, плеер и... парень.
Увидев его широкую, голую спину, Татьяна пална испугалась и инстинктивно присела. Это было ни к чему - он лежал на животе, обняв подушку и спал, уткнувшись в неё лицом, так что вряд ли мог видеть старушонку.
Упиваясь смесью страха и любопытства, Татьяна пална стала рассматривать спящего - он дышал глубоко и спокойно, коротко стриженый затылок отливал тёмной сединой, лёгкая небритость, крепкие мышцы и запачканные землёй пятки, торчащие из мятых холщовых штанов. Он показался ей большим, просто огромным и у неё возникла фантазия, что он ужасно злой. Это усиливало страх и она чувствовала настоящую эйфорию.
Внезапно, снизу раздался резкий звук и смех - что там упало, не понятно, но слышно было здорово. Парень глухо простонал и перевернулся на спину. Татьяна пална моментально залегла на пол и замерла, стараясь не дышать. Спустя минуту, старушка осмелела - она тихонько поднялась и затаив дыхание глядела - он тихо спал, и его тёмные ресницы чуть вздрагивали. Татьяна пална увлеклась и мимодумно упёрлась пальцами в постель и слишком поздно поняла, что прикасается к его руке.
Парень молниеносно среагировал - открыл глаза, крепко схватил старушонку за запястье и включил лампу. От ужаса она едва не закричала - сильная рука держала, как капкан, а глаза его - жёлтые, похожие на волчьи, сужали зрачки, привыкая к свету и смотрели на неё со спокойной заинтересованностью. Татьяна пална отпрянула и повисла на руке, слушая его молчание и дикое биение своего сердца. Вглядевшись, он закрыл глаза и разжал пальцы.
Татьяна пална не помнила, как оказалась на первом этаже. С тех пор всё началось.
Ей было сто двенадцать, ему - девятнадцать. Его звали Дима, он был мастер спорта по плаванию и учился на архитектора. Неделю спустя, она сидела, затаившись в кустах и смотрела, как он рубит дрова. Он был босой, в одних потёртых джинсах - мышцы угрожающе переливались под его загорелой кожей, он двигался резко, размашисто и действовал колуном неутомимо и легко. Татьяна пална смотрела во все глаза - ей страшно нравилось его бояться, представляя что он не сын добрейшей матушкиной подружки, а заплечных дел мастер.
Покончив с последним чурбаком, парень собрал полную охапку дров, подошёл к поленнице и стал укладывать. В процессе, стоя спиной к кустам он насмешливо произнёс: - Что зря сидишь там, кормишь комаров? Вылазь и помоги - быстрее будет. Закончим - чаю выпьем, у нас - пирог. Татьяна пална впервые слышала его голос - низкий, приятного тембра и говорил он неожиданно мягко и дружелюбно. Фантазия про палача рассыпалась. Не долго думая, Татьяна пална вышла из засады и принялась таскать дрова. Так они подружились.
Он оказался вовсе и не злой - весёлый, бесшабашный, интересный. Он научил её рыбачить, катал на мотоцикле и брал с собой купаться. Молодёжь свалила в город, в посёлке жили старички да пьяницы, общаться было не с кем и Дима вынужден был тусоваться со старухой из соседнего двора.
На удивление, он не скучал - чокнутая старушонка, могла без устали гонять в футбол, носиться с ним на мотоцикле, бесстрашно сидя задом наперёд спина к спине, завернув руки назад и обхватив его живот. Она до посинения купалась, визжа ныряла с дерева в запруду и кидалась водорослями. Дима пользовался возможностью поддержать форму - сажал её себе на спину и плавал так, пока не уставал - она была такой заморыш что он справлялся без особого труда.
В ненастный день им тоже было чем заняться - сидели в его комнате и резались в картишки или она читала ему вслух. Он лежал, закрыв глаза и слушал старческий голос - она старалась, читала с таким чувством, что он не засыпал. Когда он был подростком, все сверстники читали Дюма, а он любил фантастику и был фанатом Шекли, любил Беляева и Бредбери. И вот теперь, она ему читала... «Графиню де Монсоро». Дима окончил школу с языковым уклоном и иногда занимался с Татьяной палной английским - за это родственники старушки не раз его благодарили, так как она, желая не ударить в грязь лицом, училась так усердно, что делала заметные успехи.
Однажды днём, они пошли на ферму. Нужна была наживка - утром собирались на рыбалку. Покопавшись в куче перегноя на заднем дворе и набрав солидное количество червей, они решили отдохнуть и завалились под навес в огромный стог соломы. Август, под конец, изматывал немыслимой жарой.
Дима, стянул футболку, лёг на спину и закрыл глаза. Татьяна пална забралась на него верхом, и стала проказничать, щекоча его шею пучком соломинок. Она хотела, чтоб он улыбнулся - ей нравилась его улыбка и нравилось его дразнить. Парень улыбался и мотал головой, прося прекратить. И вот, в какое-то мгновение, она почувствовала странное желание приблизиться к нему, коснуться... Татьяна пална чувствовала такое доверие, он ей сейчас казался таким родным, нахлынула такая нежность, что она наклонилась, легла ему на грудь и обняла, прижавшись щекой к его шее. Дима засмеялся и запротестовал, пытаясь отцепить прильнувшую старушонку и ворча:
- Кыш, монстрик! И так, блин, жарко, как в аду! - но старушка не отставала, а только крепче прижалась и вдруг сказала:
- Дима, я тебя люблю!
Он растерялся и замер, а она вдруг приподнялась и потянулась и, чувствуя неведомый порыв, поцеловала его приоткрытые губы. Сбитый с толку, Дима несколько секунд не двигался и этого оказалось достаточно. Ощущая, как искренне его сжимают костлявые ручонки и этот наивный старческий поцелуй, он с ужасом понял, что у него эрекция. Парень весь похолодел - он ощутил к себе такое отвращение, что ему стало смертельно тошно.
Стараясь не пугать старушку, он мягко, но решительно поднялся, сел и снял её с себя. Их взгляды встретились - в её глазах, глазах пожилого человека, застыло странное выражение - смесь ужаса и восхищения, и что-то другое было в них, что он боялся понимать. Он взял старушку за руку и они пошли домой.
***
Тане шёл девятнадцатый год. Она уже была студенткой, жила отдельно от родителей в квартире покойного деда, с сокурсницей-подругой Дашей. Подружка отнюдь не была синим чулком, а вот Татьяна слыла среди знакомых лесбиянкой - подкатывать к ней не имело смысла, а пробовали многие - красотка, очаровательная и весёлая.
Как-то, поздним вечером они с подружкой напились и сидя в тёмной спальне, бок о бок на кровати у стены, поговорили по душам. Расплакавшись, Таня рассказала, как в старости (в прошлой реинкарнации) подружилась с девятнадцатилетним парнем и как он её беспечно приручил. О том, что было в той соломе и как наутро, она пришла к соседям и узнала, что на рыбалку Дима не пойдёт, что он уехал накануне, без объяснений и когда вернётся - не известно. Через неделю Таню увезли - начался лечебный год (в доме престарелых).
Мать (Тереза) не находила себе места, видя, как её духовная дочь померкла и потеряла ко всему интерес. Вечерами она находила Таню свернувшейся калачиком и плачущей, умоляла её объясниться, но та молчала и только тихо всхлипывала. Лечёба пошла под откос и даже отец, человек невозмутимый и находчивый, не знал, как быть и что же делать.
Таня страдала чудовищно - Друг-возлюбленный камнем лёг ей на сердце. Она не знала, почему златоглазый парень бросил её так жестоко, и кого ей винить за это - себя или его. У отца была гипертония и он иногда принимал Клофелин. Когда решила стащить пузырёк, она, конечно, не учла, что отец теперь мучается давлением постоянно - из-за депрессии дочери он впал в глубокий стресс.
Отец был человек догадливый и счастье, что мать (Тереза) не видела той сцены - как он кричал на Таню и яростно схватив её, требовал отдать таблетки, словно хотел вытрясти из неё душу. Как он рыдал, прижимая её к себе и как она сдалась его чувствам и открылась. Она попросила достать ей фотографию Димы, но так чтобы тот не узнал. Отец помог. Всё постепенно выровнялось, Таня выкарабкалась, но больше ни один мужчина не вызывал у неё нежных чувств.
Диму она не видела ни разу со дня его внезапного отъезда. Прошло шесть лет (последовало перерождение), но и в новой реинкарнации камень всё лежал на прежнем месте. Даша обняла подругу и попросила показать заветное фото. Татьяна показала. Дня через два, Дашка попросила у Тани телефон её матери и на недоумённый вопрос «Зачем?» сказала «Надо». Татьяна удивилась, но дала.
Через неделю, в воскресенье, Даша заявила, что надо бы прибраться. Сегодня, видите ли, будет вечеринка. Такое уж бывало, и не раз. Настроя не было, но Таня покорилась - они прибрались и подруга заставила её помыться, накраситься и нарядиться, говоря, что вовсе никому не нужно смотреть на чучело. Не ясно, почему, но Даша настояла, чтоб Таня непременно накрасилась её французской помадой насыщенного, тёмно-красного цвета, который назывался «Вечерняя роза». Когда Дашка помогала ей с причёской, Таня поняла, что та нервничает и постоянно смотрит на часы. Спустя минут пятнадцать, Даша быстро схватила сумку и выскочила из квартиры, протараторив, что бежит встречать гостей и, мол, жди, они сейчас придут. Ну ладно.
В дверь позвонили. Таня подошла, открыла и застыла: перед ней стоял высокий молодой мужчина с букетом роз, в цвет её помады и молча смотрел на неё своими янтарными глазами. Она не взяла эти розы, они остались лежать на полу, в коридоре - Дмитрий выронил их, когда ему пришлось подхватить теряющую сознание девушку.
Он положил её на диван, сел рядом и смотрел. Нет, при случайной встрече он ни за что её бы не узнал - в ней ничего не оставалось от той нескладной старушонки, к которой он всем сердцем привязался в те далёкие, летние дни (в прошлой жизни).
Она вытянулась (морщины расправились), расцвела, наполнилась очарованием женственности и да, она стала красивой (ну, помолодела... ). Красивой, чёрт возьми. Но что она такое - сейчас? Кем стала, чем она живёт? Простила ли его за бегство? Простит ли, если он расскажет, что с ним тогда произошло и как он мучился тем, что вот так её оставил, и тем, что думал о себе тогда? Он встал, прошёл в прихожую и закрыл дверь. Вернувшись, он увидел, что Танюша, уже очнувшись, сидит и смотрит на него огромными, блестящими глазами. Взгляд безумный, почти бессмысленный и тихие слова - те, что тогда, в соломе...
Он понял. Подошёл и молча начал раздеваться. Чего болтать, когда и так всё ясно? - он снял с себя буквально всё, что на нём было, разулся, сел на стул и преспокойно закурил.
Его реально забавляло, как Таня ошалело таращилась на его напряжённый член и медленно отползала к стенке, словно собиралась залезть под обои и спрятаться. Он не впервые наблюдал реакцию такого рода, но было всё равно смешно. Дмитрий улыбнулся, покачал головой и выдыхая дым себе под ноги, со вздохом произнёс:
- Вот и верь после этого людям! Сказала - любишь... Я повёлся, как дурак. Разделся, жду... Чего засела там? Люби меня! - и снова, улыбаясь, затянулся.
Он был всё тот же - смельчак, шутник и хулиган.
Таня сразу выпала из ступора и тихо прыснула со смеха. Краснея и хихикая, она не медля соскочила на крашеный, дощатый пол и обегая Диму крутой дугой, рванула за угол, на кухню, говоря:
- Секундочку! Попудрить носик...
Подлетев к холодильнику, девушка вытащила из него холодную и непочатую бутылку водки. Не сомневаясь ни секунды, она решительно свернула пробку. Набравшись храбрости, выдохнула, зажмурилась и стала судорожно глотать из горла - второй раз в жизни это пойло, и первый в жизни раз так, прямо из бутылки. На восьмом глотке, её схватили сзади, подняли над полом, отняли водку и не успела она открыть глаза, как оказалась в спальне, на кровати. Дима, по-хозяйски раздевал её и иронично сетовал:
- Опять всё самому... Ну, что ты будешь делать! Ведь зазевался-то всего на шесть каких-то лет и вот - ты уже пьяница, малышка!
Татьяну моментально развезло - она освободилась от страха, от стеснений и сомнений. Дождавшись, когда Дима разденет её догола, она вскочила на него, валя, вминая и таща его в постель. Он поддавался и смеялся. Таня вся горела - любовь и водка потекли по венам и ей хотелось сделать с Димой всё, о чём она лишь слышала от Дашки.
Уложив вожделенного мужика на спину, Татьяна развернулась на четвереньках и встав над ним, взяла дрожащими руками его горячий ствол. Ей страстно захотелось сделать Диме минет - она только и думала о том, как бы пошире так разинуть рот и вовсе не подумала о том, что демонстрирует ему довольно интересный вид.
Увидев прямо у лица её открытую промежность - большие губки в прозрачных, мягких волосках, розовые малые и уже явственно набухший клитор, Дмитрий подумал:
- Шестьдесят девять. Прекрасный выбор, Танечка! Высокий старт!
Девушка наклонилась и не зная как начать, волнуясь от неопытности, стала жадно облизывать этот твёрдый, негабаритный член, как леденец - он был такой приятный, упругий и обтянутый невероятно нежной кожей. Мужчина облизнулся, как голодный кот, положил ладони ей на бёдра и приблизил влажную вульву к своим губам. Таня только собиралась засунуть в рот соблазнительную, тёмно-розовую головку да так и замерла с открытым ртом. Дима неожиданно присосался к ней там, внизу, и это было такое немыслимое ощущение, что она застыла и вперилась в пространство.
Он стал настойчиво сосать её, не знавший этой ласки, клитор, слегка подталкивая его языком и просто душу из Татьяны вынимал. Изнемогая, девушка бессмысленно и сбивчиво шептала что-то и стонала - она лишилась сил и медленно сползла лицом и грудью на его живот. Её била такая вдохновляющая дрожь, что Дмитрий сам завёлся не на шутку - он с вожделением влизался в её текущее влагалище и проникая глубже, понял, что у них проблема.
Энтузиазма поубавилось: Татьяна оказалась девой.
Прекратив трахать её языком, он снова стал сосать затвердевшую ягодку и в несколько секунд довёл её до пика. Девушка закричала, как на дыбе, сильнее задрожала и безотчётно вцепилась в то, что было под руками. Дмитрий чуть приподнял её, закрыл глаза и резко вдохнул, терпя глубокое погружение Таниных ногтей в кожу внутренней поверхности своего бедра. Наконец, она обмякла и стоны её стихли.
Таня как в тумане, лежала и мечтала, чтобы Дима скорее уже вошёл в неё, заполнил, дал ей снова одно из тех чудесных ощущений - она хотела его член, чтобы он двигался в ней так, как только что его язык, однако больше ничего не происходило.
Потеряв терпение, она рванулась, освобождаясь от сжимавших её рук, направила в зенит тяжёлый, влажный ствол, прогнулась по-кошачьи и плавным движением вверх, проехалась по его чувствительной поверхности всем телом - от ключиц до низа живота, дрожащими пальцами прижимая его к своей взмокшей коже.
Теряя равновесие в хмелю, хватаясь за стену, Татьяна повернулась, оседлала мужской живот и тяжело дыша и восхищённо глядя во враз посерьёзневшие, жёлтые глаза, взмолилась:
- Войди в меня, пожалуйста! Я умираю от желания почувствовать в себе твой член!
- Уверен, что не стоит суетиться. Заметила, что он слегка великоват? Я с девственницами сроду дела не имел. Не мне, с моим калибром быть первопроходцем. Не надо. Растерзаю и загнёшься. Уволь. Давай, к врачу.
Таня ушам своим не верила - мужчина явно не шутил. Он вновь её отталкивал. Пьяная злоба волной поднялась и жестоко схлестнулась с влечением. Сделав неимоверное усилие, Татьяна скрыла чувства и похотливо улыбнувшись, стала плавненько скользить вперёд-назад, прижавшись вульвой к Диминому члену. Вминая ствол между припухших, влажных губок она особенно старалась тереться клитором об основание головки, там, где уздечка.
Подружкины уроки не пропали даром - упрямый парень чаще задышал, приятно сжал в ладонях её груди и его пальцы смяли и лаская, оттянули её напряжённые соски. Чем больше Таня наслаждалась, тем злее становилась. Прикидываясь нежной и довольной, она игриво вопросила:
- Ты хочешь посмотреть, как меня трахнет врач?
Дмитрий усмехнулся - А ты с фантазией! Да нет, я говорю о медицине - анастезия, маленькая операция и я к твоим услугам! Ну, что скажешь? - он улыбнулся и прикрыл глаза, балдея от её движений.
- Какая интересная идея! Она мне очень нравится! Ты прав - не будем суетиться. Давай, тогда с тобою поиграем - елейным голоском проворковала Таня. - У меня, действительно, есть одна фантазия... Ты мне доверишься, исполнишь для меня мою мечту?
- А у меня силёнок хватит? - он с деланным сомнением наморщил лоб и снова улыбнулся.
- У тебя получится. Тебе достаточно просто расслабиться - я всё-всё сделаю сама. - томным голосом проговорила Таня и намекая, сексуально облизала губы.
Дима шумно выдохнул, закрыл глаза и согласился.
- Я мигом, подожди! - весело бросила она, соскочила на пол и выбежала.
Дмитрий не долго лежал, слушая, как она бегает, спьяну задевая мебель и шлёпая по полу босыми ногами. Там что-то падало, катилось и звенело. Через пару минут она стояла перед ним, загадочно улыбаясь и в руках держа картонную коробку из-под кухонного комбайна.
- Здесь всё, что нужно... - интригующе произнесла она, повернулась и поставила коробку поодаль, на трюмо. Она достала из неё бордовый вискозный шарф и ласково погладив колючую мужскую щёку, заботливо подсунула большущую подушку под голову лежащего и завязала ему глаза. Вернувшись к коробке, Таня вытащила из неё большой клубок промышленной капроновой ленты, которой родители, в прошлом, приматывали груз к автомобильному прицепу.
Она залезла на кровать, взяла Димину руку, подняла её, положила на простыню и стала ласково обматывать его запястье лентой. Скрепив узлом, девушка склонилась и швырнула клубок под кровать. Подняв его с другой стороны, она натянула ленту и крепко привязала вторую руку. С ногами она тоже не возилась долго, а после, выложила несколько предметов на прикроватный столик.
- Ну всё, теперь ты никуда не денешься, - подумала она, уселась Диме на живот, сняла с него бордовый шарф и глядя в золотистые его глаза, погладила по волосам.
Дмитрий смотрел в её красивое и нежное лицо и ему стало как-то не по себе - она вдруг резко изменилась.
Она бледнела яростью и её яркие, тёмно-красные губы кривились злобно и презрительно. Во взгляде была муть и жесть. Движения утратили и нервность и женственную грацию. Татьяна разогнулась, села прямо, взяла со столика бутылку с водкой и сделала пару глотков. Отняв бутылку ото рта, она упёрлась Дмитрию в глаза злым и тяжёлым взглядом и чисто мужским жестом, медленно, с нажимом отёрла рот тыльной стороной руки, стирая помаду, как кровь после драки.
Потом в её руках оказались его собственные сигареты и зажигалка. Не спеша, даже лениво, она запалила сигарету, затянулась и тихо, но убедительно заговорила:
- Послушай, Дима! Я всё уже решила. ТЫ будешь моим первым. Только ты. И знаешь... - Таня снова затянулась и, щурясь в сигаретный дым, сурово и спокойно сообщила - Если ты сегодня не сделаешь меня женщиной, я убью тебя без колебаний. Без суеты и без анастезии. Понял? - с этими словами она нажала кнопочку, лезвие выскочило и мужчина инстинктивно дёрнулся, увидев в девичьей руке пружинный финский нож.
Дмитрий понял. Понял, кем стала старушка-Танюша. Её личность распалась на две ипостаси - весёлая и нежная красавица и фурия - свирепая и мужественная. Светлая сторона её натуры уверенно доминировала, скрывая спящую грозу. Сегодня тьма проснулась и на его глазах произошло затмение.
Он открыл ладони, показывая, что сдаётся, и примирительно сказал:
- Твоя взяла. Я постараюсь сделать, что смогу.
Правый уголок Таниного рта пополз вверх в злорадную полуулыбку, она отложила финку, избавилась от сигареты и сказала:
- А с тобой всё-таки возможно договориться, парень! - она склонилась, обдавая его смесью ароматов спиртного и табака, собираясь поцеловать. Дима поморщился и резко отвернулся. Она уткнулась губами ему в ухо и зашептала, увлажняя и щекоча его кожу горячим дыханием:
- Твоё оружие на взводе, что мне с ним делать? Дай мне инструкции и сделай милость, разряди в меня всю обойму.
- Сейчас проинструктирую, ты только не целуй, а то меня стошнит...
Татьяна выпрямила спину и замахнулась. Дима зажмурился, мотнул головой в другую сторону, засмеялся и закричал:
- Женевская конвенция... Не бей, у меня и так уже всё болит от напряжения! Не могу больше! Скорее уже убейся об мой член, Чёртова кукла, и дай мне успокоиться!
Девушка опустила руку и рассмеялась - чернота разом схлынула с неё.
Не говоря ни слова, она сдала назад, натянула коленями простыню и сжала обеими руками Димин ствол. Подняв его к вертикали, Таня долгим поцелуем, взасос поцеловала покрасневшую головку, смешивая выступившую блестящую капельку смазки со своей слюной, глотая её и мягко проникая кончиком языка в отверстие канала. Мужчине стало не до смеха - он чувствовал, как поцелуй раскрылся и жаркая влажность девичьего рта поглотила головку полностью. Её губы плавно двигались, сжимая, перекатывались через чувствительную грань у основания головки, а её сильный и подвижный язычок сладко скользил под ней, где крепится уздечка.
Дмитрий еле слышно застонал, согнул колено, борясь с верёвкой и вдавливая ступню в одеяло. Эта недвусмысленная реакция воодушевила Таню до такой степени, что та почти протрезвела. Припоминая Дашины наставления, Татьяна сосредоточилась и удвоив старания, стала изощряться, как могла, пытаясь отловить момент, когда мужчина подойдёт к пределу. Ей было трудно: взяв Диму в рот, она так сильно возбудилась, что руки у неё тряслись, в глазах темнело и влагалищная смазка стала щекоча стекать по коже, стремясь к колену. Ища опоры, Девушка разжала пальцы и правой рукой, вслепую коснулась согнутой ноги связанного, стала гладить, мять и царапать напряжённое, мускулистое бедро.
Чувствуя, что полностью теряет над собой контроль, Дмитрий глухо зарычал - рука девушки, обхватившая его член, съехала вниз и натянула подвижную кожу. Пальцы её ритмично сжимались, сдавливая ствол, как влагалище кончающей женщины и сохраняя этот ритм, рука начала движение вверх, вниз, вверх, вниз. Танины губы и язык текучим, упругим нажимом ласкали головку, рот её мягко всасывал член, подкачивая запредельно распирающую кровь.
Дима застонал, напрягся, лента впилась в его запястья и напружинилась струной. Он с усилием согнул вторую ногу, упёрся ею в простынь и стал слегка подмахивать, стараясь освоить Танин рот поглубже. Ощущения смазались, стали попроще, но мужчина уже не мог остановиться, он почти ничего не соображал.
Таня держалась из последних сил - Димины стоны буквально лишали её рассудка, к тому же он ей здорово мешал. Внезапно она почувствовала странное давление, какую-то распирающую силу, заполняющую её рот.
- Спасибо, Дашка! Вот оно. - подумала Татьяна, моментально разжала плотно сомкнутые губы и выпустила член и изо рта, и из руки. Димино орудие с тяжёлым шлепком упало на его напряжённый живот и он с досады зарычал, как зверь. Таня медленно поползла вперёд, покрывая поцелуями живот и грудь лежащего под ней мужчины и страстно присосалась к его соску, заставляя его стонать снова. Оторвавшись, развратным тоном, она произнесла:
- Не доволен? Да, я плохая девочка... Накажи меня!
Дмитрий открыл глаза и их взгляды встретились. Она стояла выпрямившись, на коленях, над ним, и вопросительно глядела на него. Её грудь, незагорелая, восхитительной формы, казалась просто белоснежной на контрасте с напряжёнными, алыми сосками. Дмитрий страдальчески наморщил лоб и криво улыбнулся:
- Ах, да... Инструкции... - он помолчал немного и продолжил - Давай, попробуем.
Прилежно следуя Диминым указаниям, Таня подняла левой рукой его член и направила к своей промежности. Пальцами правой, она, как могла сильно раздвинула в стороны половые губки, немилосердно растягивая влажную розовую плоть и медленно сместилась, прижав головку члена ко входу во влагалище.
- Замри! - хрипло произнёс Дмитрий. Секунды три он смотрел туда, где были её руки и совершив над собой форменное насилие, закрыл глаза. Если бы не сдерживался, он мог бы кончить от одного того, что видел.
- Главное - не спеши. Насаживайся медленно. И двигайся. Немного двигайся вверх-вниз, и всякий раз старайся опуститься чуть-чуть пониже. Ладно?
Девушка молча стала опускаться и двигаться так, как он ей сказал. Вначале Тане показалось, что исполнить задуманное просто невозможно - член только глубоко вминал её тело и ни на сантиметр не проникал. И боли не было. Дмитрий сжал кулаки, отдышался и прошептал:
- Давай же, девочка, расслабься, впусти меня...
Опьянение качало - теряя равновесие, Таня отпустила и себя, и Диму, заломила руки за спину и судорожно вцепилась в его колени. Терпение иссякло - она зажмурилась и всем весом смело надавила, втискивая в своё жаждущее влагалище здоровенный Димин ствол. Он стал входить, растягивая так, что ей казалось, будто кости начинают расходиться, но боль была вполне терпимой.
- Отлично, - подумала Татьяна, перевела дух, и продолжила, двигаясь указанным Димой способом. Ниже. Глубже. Стоп. Препятствие...
Дмитрий открыл глаза и с тревогой посмотрел на девушку - её глаза были закрыты и на сосредоточенном лице было написано опасное упрямство. Он продолжал смотреть - она сильнее вцепилась в его колени и с усилием насадилась.
И боль пришла. Таня резко набрала полные лёгкие воздуха и шумно задышала, как в родах. Милое личико исказилось гримасой боли и по пылающим щекам потекли слёзы, повисая на подбородке, и стали капать ей на грудь и Диме на живот.
Дмитрий чувствовал нечто непонятное - смесь похоти, жалости, жестокости и какого-то первобытного страха. Он молча смотрел и думал, что вот, она сейчас его в себя рожает. Похоже, алкоголь дал ей доступ к древним женским инстинктам и она дышала, дышала, как роженица, стараясь облегчить страдания.
Насадившись полностью, Таня остановилась и стала неподвижно - ждать. Боль отступала. Дыхание затихло. Таня ликовала - та, обжигающая боль почти ушла, осталась только маленькая боль и чувство невероятного растяжения, небывалой заполненности. Таня очень осторожно переместилась, упёрлась кулачками в постель у Диминых локтей и медленно начала его трахать. Зрачки её расширились сильнее и сумасшедшие, русалочьи глаза приблизились вплотную.
Она впилась в него глубоким поцелуем, схватив его запястья и вжимая его руки в постель. Дмитрий жадно целовал её и чувствовал густые, горячие капли, падающие ему на кожу в паху. Влагалище было почти болезненно тесным, и... в нём было как-то странно неспокойно - он ощущал перемещение нажима, пульсацию давления, подвижную сминающую силу и это было нечто!
- Как... Как ты это делаешь? - запинаясь и задыхаясь спросил Дмитрий. Он чувствовал, что очень скоро кончит. Не прекращая двигаться и тоже тяжело дыша, она устало усмехнулась и глядя на него в упор, ответила:
- Слушай, я делаю это в первый раз, а первый блин, сам знаешь... Тебе придётся потерпеть.
- Да не возможно этого терпеть! Ч-чёрт! Ты так тискаешь мой член, что... А-а-а, развяжи меня, я хочу умереть, как мужчина! - Дима и смеялся и стонал одновременно.
Таня закрыла глаза и вчувствовалась - его твёрдый ствол стал сильно вздрагивать внутри неё, мужские руки напряглись, связанный дёрнулся и вскрикнул. Она остановилась и слушала, как он кричит и тут, вдруг, накатило - оргазм пришёл к ней с этим звуком.
Переночевав в Выборге, супруги загрузились в машину и путь продолжился. Пройдя таможню, поехали на север.
Финляндия была завалена снегами - всё вокруг сияло, пушистый, белый снег, как бесконечная перина лежал в полях, в лесах и на домах. Дома стояли без заборов, и не посёлками, а в чистом поле или в лесу - особняком. Они до ужаса были похожи на сараи, похожи друг на друга и различались лишь размером. По всей стране они были такими.
Таня радовалась, как ребёнок, завидев у дороги пасущихся северных оленей. Леса, особенно хвойные, стояли заснеженные и торжественные. По автобанам со скоростью звука носились грузовики дорожной службы и огромными спиралевидно изогнутыми ковшами счищали с асфальта снег, двадцатиметровым фонтаном отшвыривая его за кювет. Погода радовала.
После ночёвки в Рануа и посещения полярного зоопарка, Таня и Дима переехали в Рованиеми, столицу Лапландии.
Когда заселились в отель, обнаружилось, что в душевой прозрачная стена, которая выходит в комнату. Таня капризно кричала, что это какой-то особый финский маразм, а потом сама же подглядывала за Димой, когда тот мылся и, хихикая, пыталась подрочить, играя сама с собой в вуайериста. Когда мылась сама, хихикала, представляя, что Дима делает то же самое.
В Рованиеми была куча развлечений. Они попробовали всё - катались на собаках, на оленях и на лыжах. Гуляя по городу, Таня воровала ягель из припрятанного оленьим извозчиком мешка и исподтишка закармливала животных. Как результат, нажравшиеся олени не хотели работать и извозчик терялся в догадках, в чём причина такого облома.
Дима хмурился и смотрел на жену с укоризной, а сам, следующим вечером, отвязал стоящего у гостиничного входа рекламного оленя, отвёл его, посвистывая, за уголок и продал там за двести евро бухому придурковатому англичанину, который на завтраке лез к Диме обниматься и плотоядно глядя ему пониже живота, всё говорил, что очень любит русских. От души посмеявшись над Диминой выходкой и обозвав его авантюристом, Татьяна потащила мужа в агентство, где они купили снегоходный тур.
Кстати сказать, история с островитянином имела продолжение: после заключения сделки, пьяненький англо-сакс немного побродил по улицам в компании оленя, потом их разлучили - олень отправился к своему хозяину, а подгулявший турист - к себе в номер. Наутро чувак о своих вечерних похождениях почти ничего не помнил, а днём, с туманного альбиона приехал, наконец, его друг и заселился к нему в номер.
Вечером того же дня, Таня и Дима повздорили из-за планшета и Дима раздражённо заявил, что завтра же купит себе ещё один айпад где-нибудь в местном магазине, а пока пойдёт на первый этаж и пропьёт в гостиничном баре двести еврорублей, честно отжатые за сексуальные домогательства. Натянув свитер, он вышел, хлопнув дверью.
Посидев за стойкой и выпив литра полтора портера, Дмитрий отошёл отлить, а когда вернулся и занял своё место, то увидел, что народу прибавилось - все почти барные стулья у стойки были заняты. К своему удивлению, на соседнем стуле Дмитрий обнаружил знакомого любителя русских.
Их глаза встретились и англичанин заметно покраснел. Его, видимо, кинуло в пот, и он вытянул из-за своего воротника шейный платок и нервно зажал его в кулаке. Дмитрий уже порядком подогрелся и чувствовал пивное благодушие. Ему стало жалко английского лоха, кем бы он там ни был по ориентации.
Немного поворотившись к красному, как варёный рак, подданному её величества, русский добряк вежливо с ним заговорил. Тому ничего не оставалось, как тоже немного повернуться к собеседнику и что-то пытаться отвечать. Выразительно глядя англичанину в глаза, Дмитрий спросил, понравился ли ему олень. Краска стала быстро уходить с лица иностранца и в ответ он что-то растерянно пробормотал. Он весь напрягся, явно не в силах оторвать глаз от русского. Тогда Дмитрий, продолжая гипнотизировать островитянина своими янтарными глазами, участливо поинтересовался, как тот себя чувствует, да как его здоровье после того вечера, когда они последний раз виделись. Тот побледнел ещё больше и ответил, что он вполне здоров.
Этот ответ, похоже, очень понравился русскому и он, дружески хлопнул англичанина по плечу и с обезоруживающей улыбкой сказал, что считает его добрым малым, но советует ему стараться сдерживать свой темперамент и не напиваться до чёртиков. Услышав это, Димин собеседник побелел, как мел и уронил платок на пол.
Русский добродушно усмехнулся, и решил пошутить: наклонился, рыцарским жестом поднял платок и... совершенно спокойно повязал его англичанину на бедро, сантиметров на сорок выше колена. Вынув из заднего кармана джинсов, полученные за оленя двести евро, он характерным жестом, которым награждают стриптизёрш, сунул купюры за платок.
Рядом со скупщиком оленей молча сидел какой-то крендель и стараясь не подать виду, наблюдал за происходящим. Когда деньги оказались на бедре сбледнувшего английского гостя, наблюдатель резко встал, швырнул в бармена кредиткой и быстро вышел из ресторанного зала. Димин собеседник вскочил и забыв про платок и засунутые за него бабки, метнулся вслед тому нервному типу.
Только в этот момент до Дмитрия дошло, какого хрена тут произошло. Изо всех сил стараясь сохранять достоинство, он распорядился, чтобы выпивку записали на постоялый счёт и прошёл к лифту.
Когда двери лифта за ним закрылись, он съехал по стене на корточки и стал безудержно ржать, представляя, что подумал сбежавший любовник его «приятеля», ведь из беседы Димы с тем английским придурком, вроде как выходило, что накануне вечером у них была свиданка и при этом англичанин так напился, что не мог точно вспомнить, понравился ли ему Димин «ОЛЕНЬ», но не смотря на это, умудрился доставить русскому удовольствия на двести евр, каковое тот и оплатил наличными на глазах у изумлённой публики.
Какие точно последствия имел медвежий юмор Татьяниного мужа - неизвестно, но на завтраке двое англичан так и не появились.
Катание на снегоходах было назначено на пятницу, а в предыдущий вечер Дмитрий и Татьяна пошли кататься на коньках. Коньки привезли с собой, Таня надела свои - фигурные, Дима - свои, хоккейные Bauer\'ы. Каток был в снегу. Дима поездил с лопатой, народ подтянулся, ему помогли и все стали кататься.
Было весело - Дима сажал Таню на спину и ездил кругами; когда он становился столбом и говорил, что устал и никуда больше не поедет, Таня упиралась ему в поясницу и, согнувшись под прямым углом, пыхтя и краснея, толкала его перед собой по всему катку, в-общем, дурачились по полной.
Через полчаса на катке появились трое финских мальчишек. Они минут десять перебрасывали шайбу на дальнем краю льда и никому не мешали. В какой-то момент один из них смазал и шайба влетела в центральную зону, прямо под ноги Диме. Он в движении поймал её на конёк и лихо отправил обратно. Паренёк принял Димин пас на клюшку и какое-то время смотрел, как тот играет в салки с девушкой в красном лыжном костюме.
То ли оттого, что мальчуган захотел поближе разглядеть ловкого дядю, то ли ещё почему его понесло в группу катающихся взрослых, но он был без клюшки. Дима умаялся и стоял, стараясь отдышаться и наблюдая за Таниными безуспешными попытками освоить левостороннюю подсечку. Мальчишка двигался на хорошей скорости и чуть не налетел на девочку-подростка в голубом пуховичке. Надеясь избежать столкновения, пацан резко отвернул в сторону, но споткнулся и влетел Диме сзади под колени.
Мужчина упал, как подкошенный, но ухитрился развернуться, сгруппироваться и приземлиться на руки. Удержав свой немалый вес надо льдом он спас мелкого балбеса от неминуемой смерти. Мальчишка выполз из-под него и встал, весь дрожа от страха, но Дима встать уже не мог. При ударе, конёк пацана сцепился с Диминым коньком и при развороте он повредил лодыжку. Отец мальчишек отвёз Таню и Диму в отель, он всю дорогу извинялся, благодарил и всё навязывал свою помощь, но Дима послал его подальше и востребовал медстраховку.
На следующий день, Татьяна одевалась, собираясь на снегоходные покатушки. Она и жалела, что едет одна, и радовалась. Ей нравилось быть под покровительством мужа - с ним она была, как у Христа за пазухой, но иногда хотелось почувствовать себя самостоятельной.
Почти готовая, она стояла перед зеркалом, пытаясь навязать на шею шерстяную шаль. Эту чудесную, зелёную Павловопосадскую шаль с тонким мусульманским узором пару лет назад ей подарил Дима. Она ей очень шла. Таня начинала нервничать - срок подходил, а одевание затягивалось.
Видя эти муки, Дима вздохнул и подозвал её к себе. Она подошла - муж сидел на кровати и просматривал почту в планшете. Взяв шаль, он быстро и очень комфортно навязал её Тане на грудь, застегнул поверх неё кофту и мягко положив ладони жене на виски, поцеловал её в лоб. В этом жесте было столько дружеской заботы и столько любви, что она не сдержалась - опустилась на колени, достала Димин член и, преданно глядя ему в глаза, старательно сделала минет.
Микроавтобус выгрузил участников тура у большого ангара. Ангар помещался на большой лесной поляне, покрытой укатанным снегом. Перед входом стояли несколько одинаковых снегоходов. Туристы гуськом зашли в ангар и стали экипироваться. Сотрудник фирмы, что-то вроде гардеробщика, помогал подобрать нужные размеры.
Тане быстро удалось заполучить подходящий комбинезон и ботинки, а вот со шлемом выходила заминка - она всё рылась и искала - то размер не тот, то щиток поцарапанный... В это время на заднем плане случилось какое-то оживление, и Таня поняла, что с улицы вошёл ещё кто-то. Этот кто-то, судя по голосу, был молод и мужеска пола. Вошедший бегло переговорил по-немецки со швейцарцами, те засмеялись и несколько секунд спустя Таня услышала этот голос над своим левым ухом:
- Проблема? Помочь? Я - гид. Меня зовут Хайко. - по-английски произнёс он.
Таня обернулась и подняла на него глаза - взгляд у него был тёплый и весёлый, глаза прозрачно-серые, лицо приятное и открытое. Он улыбался; его рыжеватые волосы были зачёсаны хулиганским беспорядком, а виски подбиты. Совсем юнец - на вид, ему было лет двадцать. Он стоял так близко, что Таня чувствовала исходящий от него зимний холодок - она смущённо улыбнулась, потупила взгляд и сунула ему руку, неловко ткнувшись пальцами в его живот.
- Татьяна. Таня... Я из России. Вот, шлем ищу...
- Понятно. Найдём, не сомневайся! - ответил молодой человек, снял перчатку и уверенно пожал Танину руку - ладонь у него была тёплая и мягкая - рукопожатие получилось очень приятное. Он оказался таким коммуникабельным и жизнерадостным парнем, сообразительным и с прекрасным чувством юмора, что всё время, пока искали, примеряли и выбирали Тане шлем, они перешучивались, смеялись и дурачились, как давние приятели. Постепенно окружающие тоже проникались и к окончанию поисков вся группа вовлеклась в это веселье.
Выйдя на улицу, туристы подошли к веренице снегоходов, стоявших перед ангаром. Хайко стал инструктировать группу, сначала по-английски, потом - по-немецки. Тане пришлось перевести его разъяснения двум русским девицам, которые ничего не могли понять.
Здесь она разглядела его получше - высокий, стройный парень. В отличии от участников группы, одетых в мешковатые фирменные комбинезоны поверх собственной верхней одежды, на нём была экипировка гонщика. Серо-красный костюм сидел на нём, как влитой, а спортивный шлем придавал сходства с персонажем анимэ.
Все как-то сразу расселись по машинам, а Таня и гид остались стоять - все снегоходы были заняты. Видя на лице русской растерянность, инструктор, глядя на неё улыбнулся, сделал жест - мол, спокойно, сейчас всё будет! - и ушёл за ангар. Минут через пять он подогнал для неё снегоход и поставил его в голове колонны. Помогая Тане забраться на него, он заговорщицки подмигнул ей и сказал:
- Этот мощнее остальных. Следуй за мной. Будь осторожна. Если поймёшь, что справляешься... Там будет скоростной участок, я буду согласовывать свою скорость с тобой. Почувствуешь драйв - ускоряйся, гони меня перед собой, потом остановимся, подождём остальных у тропы.
Таня, улыбаясь, ответила жестом американских военных, отдав честь двумя пальцами ото лба.
Снова сходив за ангар, Хайко вернулся в седле. Его снегоход сильно отличался от прочих, был меньше и на его боку была крупная надпись - «Arctic cat». Он на скорости, вкруговую обошёл цепочку снегоходов и крутым виражом поставил свою машину на ведущую позицию. Колкие ледяные брызги веером взлетели, демонстрируя впечатляющий разлёт. Инструктор явно был в ударе и выглядел, ни дать, ни взять - рыцарь в нейлоновых доспехах и на арктическом коте.
После старта, группа долго катилась по ослепительно прекрасному, таинственному лесу, следуя извилистой снегоходной тропе, а на участке широкой, похожей на шоссе, просеки, гиду даже пришлось поволноваться - русская неслась, как сумасшедшая, а в один момент вообще напугала его не на шутку: на дикой скорости, она отошла левее, поравнялась с ним и по-пацански хлопнула его по плечу. Для новичка это был ну очень смелый, даже безрассудный манёвр.
Ожидая отставшую группу в конце просеки, они болтали и смеялись. Туристы подтянулись и Хайко снова повёл их по изгибам сквозь лес. Скорость здесь была уже совсем не та - инструктор часто останавливался, поджидая отстающих и Тане это стало надоедать. В один прекрасный момент, завидев очередное ответвление, она сбросила газ и борзо свернула с тропы. Двигатель взвыл, набирая обороты и Таня, пьянея от свободы и собственной дерзости, стала удаляться в неизвестность от своего постоянно запинающегося предводителя.
Когда Хайко в очередной раз дождался своих подопечных, он с ужасом понял, что за ним следует снегоход швейцарцев - русская пропала, как не была. Инструктор тихо выругался по-фински и озабоченно поглядел в синеющую даль, лихорадочно соображая, где и как мог потерять девчонку. Он стал расспрашивать членов группы о той, что ехала первой, но никто толком ничего сказать не мог.
До базы оставалось совсем немного - с тяжёлым сердцем, инструктор довёл группу до исходной точки и уехал на поиски. Он битый час мотался по лесу стараясь вычислить, в какой момент она свернула и куда уехала. Где снег, там и след - он нашёл русскую в глухой, бездорожной части леса.
Остановившись, он спешился и пошёл к неподвижно стоящему снегоходу - она сидела на сиденье, спиной к приближающемуся гиду и, свесив ноги на правый борт машины, ритмично покачивалась из стороны в сторону. Шлем и подшлемник она сняла - вдоль спины свешивались её длинные, каштановые волосы, заплетённые в широкую, сложную косу. Хайко обошёл снегоход туристки и встал, метрах в трёх, напротив неё. Он устал и был немного раздосадован этим неприятным происшествием, но был очень рад, что и с девушкой, и с машиной всё в порядке. Она слушала плеер, качаясь в такт неизвестной музыке и сосала леденец «Чупа-чупс», «Клубника со сливками». Заметив появление гида, она замерла, вынула из ушей наушники, отложила плеер, перестала сосать и подняла на него свои зелёные глаза.
- Как же ты сбилась с тропы? Ты же всё время держалась около меня... - мягко спросил он.
- А я и не сбилась. Просто мне наскучило тащиться у тебя на хвосте и я решила попутешествовать самостоятельно. Я заблудилась - этого я не планировала, но теперь ведь всё в порядке, ты же проводишь меня? - кокетливо сказала Таня и фальшиво улыбнулась. Никто долго не появлялся, она начинала замерзать, а потому - паниковать, и ей было совсем не до улыбок.
Парень мрачнел и напряжённо взирал на своенравную туристку.
- Господи! Да ты понимаешь, что я за тебя в ответе? Что будет, если ты погибнешь?
- Да ничего особенного - положат в металлический ящик и отправят по месту жительства. «Груз двести» называется. Расслабься. - беспечно отозвалась девушка, смачно обсосала конфету и опять насильственно улыбнулась Хайко в лицо.
От такой наглости, он рассвирепел и начисто позабыл Английский. Припомнив все самые грязные ругательства, которыми был богат родной язык, он заорал на неё так, что из ветвей кривоватой, заснеженной сосны выпорхнула поздняя птица и заметалась по перелеску, как сумасшедшая. Пока надрывался, видел как исчезает вымученная улыбочка и женское лицо открывается огромными, испуганными глазами.
Прооравшись, инструктор зло сплюнул на белую землю, явно выражая этой русской лярве своё самое искреннее презрение. Он стоял, испепеляя её гневным взглядом и его взлохмаченная голова рисовалась в сумерках рогато-шипастым силуэтом.
- Похож на чёрта. И злой, как чёрт! - подумала Татьяна. - Что же теперь будет? Проблемы с властями, неприятный разговор с мужем, позор (типа, опять эти русские!), может быть, штраф... - запоздалые мысли метелью закружились у неё в голове. - Оправдываться, умолять - бессмысленно.
И тут осенило: НЕОЖИДАННОСТЬ! Вот шанс смягчить этого истеричного болвана! Поцелую его - устрою «разрыв шаблона», а потом уболтаю не стучать. Уговорю сказать на базе, что я просто отстала и сдуру потерялась...
Полная решимости реализовать на практике свою «гениальную» идею, Таня сползла с сиденья и медленно подошла к инструктору. Игнорируя его удивление, мягко положила ладони парню на грудь, вытянулась, как струна, встала на цыпочки и дотянулась.
Её холодные, пересохшие губы прижались к его губам и гибкий, настойчивый язык бесстыдно проник между ними и заскользил по сжатым зубам, по внутренней стороне губ, лаская и возбуждая. В замешательстве, Хайко ослабил челюсть, и зубы его разомкнулись. Поняв это, как одобрение, беглянка обвила руками его шею и потянула на себя, вынуждая наклониться. Парень подчинился и её клубничный рот въелся в него глубоким, страстным поцелуем. Это было что-то новенькое - она не кусала его губы, не совала в него язык, торопливо выясняя глубину его глотки. Она текла в нём молоком и мёдом, ласкала каждый миллиметр, побуждая к ответу. И он ответил.
Инструктор выронил шлем, судорожно стянул перчатки и его сильные пальцы обхватили затылок девушки удерживая и направляя её. Хайко прикрыл глаза и забывал дышать, вовлечённый в поцелуй силой небывалого удовольствия - её губы потеплели, увлажнились и стали ещё смелее. Они сжимали, сладко оттягивали его плоть, всасывая в горячую глубину её рта. Язык её был гладкий и мягкий, с невероятно подвижным, всепроникающим кончиком. Хайко сплетался и боролся с ним, слизывая его конфетный привкус, а девичий язык то напором, то уступчивостью, чутко следовал его желаниям.
Таня ощутила, что разрыв шаблона произошёл. В ЕЁ голове. Парень целовался так вдохновенно, что она просто потеряла всякое чувство реальности. Чёртов рыцарь в нейлоновых доспехах увлёк её, затянул. Он «вёл» её и не давал опомниться.
Хайко почувствовал, что руки девушки соскользнули с его шеи и нервной ощупью коснулись груди, пытаясь отыскать застёжку его куртки. Мышцы внизу его живота напряглись, по венам разошёлся дикий жар. Член напрягался горячим пульсом и с каждым ударом сердца крепчал, наливался томительным, распирающим ощущением. Наверно, это был самый злой стояк в его жизни.
Финн глубже запустил пальцы в шелковые хитросплетения на женском затылке и опустился на колени, продолжая поцелуй. Таня повторила его движение, становясь на колено и отчаянно стараясь осилить проклятую молнию. Застёжка поддалась, визгнула, и русская резким движением распахнула инструкторскую куртку. Не помня себя от сумасшедшего желания она стала терзать одежду на груди парня.
Хайко балдел от этого натиска - нетерпеливые руки девушки с неожиданной силой вытягивали из полукомбинезона свитер, тянули его вверх вместе с футболкой, выставляя на мороз его разгорячённую кожу. Руки проникли под одежду, обжигая холодом и лаской. Жадные пальцы скользили, страстно сжимались, вминаясь в напряженные мышцы, гладили его спину, живот и везде, куда только могли дотянуться. Сердце северянина бешено колотилось и напряжение в паху стало просто нестерпимым. Мягкие ладошки скользнули по груди и кончики пальцев нежно сжали его затвердевшие от холода соски. Хайко на мгновение замер, наслаждаясь новым, чертовски приятным ощущением, а ласковые пальцы продолжали массировать, чуть оттягивая, мять и щекотать его соски. Блаженство продирало по коже, как электричество.
Сознание отключилось. Инструктор отпустил сладкие губы, открыл глаза, схватил и повалил туристку на снег. Теперь пришёл его черёд - он до самого низа расстегнул на девушке фирменный комбинезон, потом - куртку её лыжного костюма и кофточку. Там, он увидел на ней узорчатый какой-то шарф с бахромой, которым русская была плотно замотана спереди. Избавившись от шарфа, Финн одним движением задрал белоснежную майку, и вместе с лифчиком подтянул к самому её подбородку. У стервы оказалась небольшая, очень красивая грудь с выразительными, манящими сосками.
В закатном свете было заметно, что от заголённого тела валит пар. Хайко глухо замычал от досады - ему страшно мешали эти шмотки, он хотел достать девку из них, вытащить из этой бесформенной скорлупы, как конфету из обёртки. Крышу снесло. Совершенно не соображая, что делает, он расстегнул и с треском диранул в стороны ширинку её лыжных штанов. Разодрал снизу ткань комбинезона и тягучим усилием стянул вбок упрямые, кружевные трусики.
Задыхаясь, как загнанный конь, Хайко достал свой одеревеневший член. Уж как пришло такое в голову, не ясно, но... он сгрёб полную горсть снега и сжал свой пылающий ствол его ледяной мягкостью. Холод вонзился в чувствительную плоть миллионами игл и у парня на секунду остановилось дыхание и потемнело в глазах.
- О, твою же мать! - выдохнул Хайко, сгрёб русскую под себя, пристраивая её поудобнее, и единым махом, до отказа засадил ей свой мокрый, дымящийся член. Беглянка пискнула, принимая его в свою утробу и сильно сжала парня коленями.
Внутри неё творилось что-то невообразимое - он даже задержался, чтоб прочувствовать. Горячее, влажное влагалище ощутимо сжималось, крепко сдавливая заполнивший его ствол, словно стараясь вытолкнуть пугающий инородный предмет. Хайко лёг, вминая локти в снег и укрывая собой полураздетую девушку. Он припал губами к её нежной шее, и легко потёрся носом о бархатную мочку с дырочкой для серёжки - русская умопомрачительно пахла ванилью и яблоками, как бабушкин рождественский пирог.
- Не надо! Пожалуйста, пусти меня! - по-английски сказала она и завозилась под ним, пытаясь высвободиться.
Хайко крепко схватил её, удерживая на месте, поднял голову и посмотрел ей в лицо. Зелёные глаза испуганно смотрели на него и он почувствовал, что она вся напряглась, словно готовясь бороться с ним.
- Чего ты испугалась? - спросил он, стараясь говорить самым елейным тоном, на какой только был способен. - Расслабься, я ласковый... Я так хочу тебя...
Парень склонился и поцеловал её влажные губы - она ответила, и это был добрый знак. Прервав поцелуй, он улыбнулся и тихо произнёс:
- Надо двигаться, а то насмерть замёрзнем. - С этими словами он начал плавно выходить и входить в неё, медленно набирая обороты.
Девушка закрыла глаза и вскоре задышала тяжело и прерывисто. Хайко не давал ей замёрзнуть, как никогда, наслаждаясь процессом. Таня вцепилась в его куртку и лежала совершенно неподвижно, но ему казалось, что не он её трахает, а она его. Член скользил в ней как по маслу, а её сочное нутро сжимало, плотно обхватывало, волнообразно сдавливало и отпускало ствол. Этот фантастический массаж точно подстраивался под заданный ритм и сводил с ума, заставляя сдерживаться всеми силами, чтоб не отстреляться раньше, чем хотелось бы. Продолжая размеренно двигаться, финн закрыл глаза, низко склонился и уткнулся лбом в снег.
Внезапно девушка отпустила его куртку и её пальцы проникли в его взъерошенные волосы. Хайко почувствовал, как сильно дрожит её рука. Она стала говорить что-то, захлёбываясь этими непонятными словами, как в бреду, повторяя и повторяя одно и то же. Он не понимал - она говорила по-русски.
- Давай же, парень, где твоя спортивная злость? - стонала Таня, - Сильнее! Сильнее...
Стараясь успокоить дыхание, Хайко поднял голову, притормозился, и, как дурак, по-фински спросил:
- Я не понимаю... Малышка, чего ты хочешь? Что не так?
Русская в ответ зарычала, как тигрица - глупый чухонец бесил её своей медлительностью и она порвать его хотела, за то, что он остановился. Отчаянным усилием припоминая английские слова, Таня закричала:
- Harder! Don\'t stop and fuck me harder, damn you! - и залепила финну звонкую пощёчину. Для лучшего понимания.
Оплеуха оказалась настоящим языком международного общения и понимание наступило немедленно: Парень в момент поднялся, садясь на согнутые ноги, сунул руки под женскую попку, ухватил стерву за талию и рывком затянул её на себя. Дурея от шока и возбуждения, Хайко вонзился и начал ожесточённо драть психопатку, как безумный.
Русская принялась громко стонать, а потом взяла и распахнула свою одежду, открывая себя его взгляду. Её упругие груди вздрагивали при каждом толчке и острые, аппетитные сосочки метались и чертили гипнотические круги. Минуту спустя, она громко застонала и мёртвой хваткой вцепилась в полукомбинезон, чувствительно сжав напряжённые бёдра северянина.
Он ощутил, как её пульсирующая, изнурительно-сладостная глубина сократилась так, что пришлось остановиться. Горячее влагалище словно втягивало его раскалённый ствол и штормовой волной вминало в него свои влажные складки. В пояснице отдало томительным предчувствием и финн резко выдохнул. Сердце ещё пару раз качнуло по венам гормональный коктейль, в паху что-то взорвалось и растеклось по телу убийственным блаженством. Хайко на секунду ослеп, судорожно втянул морозный воздух, запрокинул голову и закричал, заливая спермой женское нутро. Кричал - не мог остановиться, и слабел, ловя глазами фейерверки разноцветных искр.
Таня лежала, блаженно глядя в ультрамариновое небо и на границе восприятия ловила финальные конвульсии и затихающие стоны соблазнённого ею инструктора. Ужасно хотелось пить.
Чуть продышавшись, финн свалился рядом с ней, лёг на спину и затащил её на себя. Полежав на нём и покачавшись на его неуспокоенном дыхании, Таня приподнялась на руках, подняла голову и посмотрела - уже почти стемнело и зрачки его расширились. Он неотрывно смотрел ей в глаза и вдруг взял комочек снега и положил себе в рот. Потом ещё, а затем, не отрывая взгляда, положил немного заледеневшей небесной воды в рот Тане.
Так он лежал, ел снег и кормил её этим сладким, сладким снегом, и всякий раз она чувствовала губами его холодные, влажные, ласковые пальцы. Приняв очередную порцию, девушка не утерпела - губами задержала руку северянина и стала нежно сосать и ласкать пальцы кончиком языка, стараясь забрать их поглубже. Хайко закрыл глаза и прошептал:
- Прошу тебя, не делай этого! Я и так с трудом сдерживаюсь, чтобы не полезть на тебя снова!
Когда эти двое смогли, наконец встать и добраться до базы, Хайко как-то спас их обоих от скандала и довёз Татьяну до отеля. Она вышла из машины и не оборачиваясь, зашла в вестибюль.
Уже в лифте у неё начался страшный «приход». Слёзы душили её и отвратительное слово «измена» набатным колоколом гудело в голове. Её одежда разорвана, в ней сперма другого мужчины и в ней его взгляд, поцелуи, на ней его запах, прикосновения... Хотела ли она, чтобы это никогда не случилось? Нет. Хотела ли она жить с этим дальше? Нет.
Постояв немного перед дверью, она сунула карточку в сканер замка и тихо вошла. Муж обдолбался обезболивающим и его сморил сон. Стараясь не разбудить Диму, Таня зашла в душевой отсек, и стала лихорадочно раздеваться, плотно сворачивать и упаковывать вещи, даже не просушив. Покончив с одеждой, в надежде расслабиться, она приняла горячий душ, но от этого нисколько не полегчало.
Татьяна одела пижаму и прилегла на краешек кровати, подальше от Димы. Всю ночь она не смогла сомкнуть глаз. Ей невыносимо хотелось поплакать. Хотелось, чтобы муж убил её. Вот разбудить его и попросить, чтобы задушил прямо сейчас, голыми руками.
До отъезда оставалось два дня. Нечеловеческим усилием она взяла себя в руки и решила довериться судьбе. Она старалась улыбаться и особенно хорошо это получалось, когда она втихую глотала из бутылки морошковый ликёр, поэтому она старалась вообще не просыхать.
После того, как девушка в красном лыжном костюме исчезла за стеклянными дверями отеля, Хайко попытался жить, как прежде. Сперва всё было расчудесно - он чувствовал себя на подъёме, переделал кучу дел и забрал байк из мастерской.
Домой вернулся поздно - на кухне покопался в холодильнике, закинулся холодной лососиной, свалил в машинку вчерашнюю посуду и растянулся на диване. Лёжа, нащупал пульт и включил TV. Передавали новости. Журналист нёс какую-то дежурную ахинею, речь шла о России. Русские - то, русские - это...
Русская... Хайко закрыл глаза и погрузился в сладкие, волнующие воспоминания. Это была странная встреча... Туристы, все - на одно лицо. Перед его глазами прошли сотни - мужчины и женщины, все сине-чёрные, цвЕта фирменных комбинезонов. Бывали с ними и проблемы, но редко и по пустякам.
В тот день всё было как обычно. Стандартный маршрут и совсем небольшая группа из семи человек. ОНА отличалась от одногруппников - тем, что говорила по-английски и тем, что не имела пары. Весёлая, живая, смазливое лицо и милая, открытая улыбка. Девушка-праздник. Такая непосредственная и приветливая, озорная и женственная - она сразу понравилась ему. Понравилась - не то слово, он был от неё в восторге. Потом она пропала - а он искал и сильно волновался. Потом - нашёл её и страшно злился, а после - отодрал, и... и чуть не свихнулся: кайф был такой, что, кажется, до этого он и не трахался совсем, хоть опыт был немаленький. Но вот, что более, чем странно - после секса, он не почувствовал к девчонке равнодушия и даже неприязни, как бывало с ним обычно. Тогда, он весь, на удивление, растаял и расчувствовался, и Бог - свидетель, с трудом расстался с ней.
Расстался с ней... Зачем? Зачем он с ней расстался? - Какого хрена?!! Надо было притащить её к себе и трахать до изнеможения все выходные! Вот я дурак! - Хайко ругал себя, упорно не желая взглянуть правде в глаза - она схитрила и сбежала от него, а он... он дал ей ускользнуть.
Ночью Хайко спал плохо - покоя не давал навязчивый, тяжёлый сон. Во сне он всё мыкался по лесу на своём снегоходе и искал пропавшую туристку, преследовал её, не в силах сократить дистанцию и гнал машину по целине, теряя надежду и задыхаясь снежной пылью. С утра парню сделалось хуже - русская не шла у него из головы. В башке повисло романтическое марево, всё валилось из рук и он бродил по дому, как привидение, мечтая о ней. Промаявшись весь день, от безысходности, он, как мальчишка, отмедитировал в кулак, вспоминая, как «любил» её в сугробе. Полегчало, но...
Вечером пришла тоска. Он снова не мог заснуть, а если получалось, видел обрывки снов - то он опять за нею гнался, то обнимал её, а она оказывалась пустой одеждой; то видел, как она смеётся, смеётся и кричит ему, что он заплутал, что все уже на базе и его теперь уволят - гид группу потерял! Сам потерялся! - в-общем, мура, но всё - о ней, о русской.
Наутро, Хайко понял, что влюбился. Влюбился так, что крышу напрочь сорвало. Он чувствовал себя физически почти больным, проклятое любовное томление засело в мозгу навязчивой идеей: найти её, забрать себе и больше никогда не расставаться. Он знал её отель, а узнать номер было - пара пустяков, достаточно лишь что-нибудь наврать на ресепшене. Решив придумать враньё по пути, парень оделся, вышел, сел в машину и стал прогреваться.
Мобильник дал знать, что батарейка на исходе - он потянулся и вслепую пошарил на заднем сиденье, ища зарядное устройство. Рука наткнулась на что-то мягкое и Хайко вытащил его на свет. - Вот мой пропуск! - подумал он, разглядывая зелёные узоры - это был тот шарф, точнее - шаль, которую он вытащил из-под одежды девушки в пылу любовной схватки. Сердце забилось сильнее и парень поцеловал узорчатую ткань и нажал на газ.
Хайко припарковал свой Амарок у отеля, зашёл в вестибюль, и после коротких переговоров с девушкой-администратором поднялся на третий этаж. Идя по коридору, он пытался успокоить дыхание. Кровь стучала в висках, он чувствовал себя в шаге от абсолютного счастья - сейчас он её обнимет, сейчас...
Парень уже почти дошёл до нужной двери, когда она распахнулась и в коридор, прихрамывая, вышел плечистый мужчина в коричневой куртке на меху и серой лыжной шапке с норвежским узором. На его плече висела большая спортивная сумка, за собой он катил пёстрый дорожный чемодан. Вслед за мужчиной вышла ОНА. Её пуховик, цвета топлёного молока, мягко поблёскивал жемчужными переливами. На голове была красная вязаная шапочка с маленькими задорными рОжками, а на лице - улыбка.
Хайко застыл на месте и закрыл глаза, по-детски надеясь, что это сделает его самого невидимым. Сердце оборвалось, кулаки сжались, ему хотелось кричать. Мимо прошла большая, разношёрстная компания - туристы, явно навеселе, галдели и покатывались со смеху. Хайко посмотрел вслед удаляющейся паре и пошёл к лифту.
Дмитрий нажал кнопку, двери лифта сомкнулись. Он стоял, поглощённый мыслями о предстоящем переезде и его взгляд бесцельно блуждал по окружающей действительности. Холодный белый свет бил в глаза и лицо жены казалось в этом свете смертельно бледным. Её остановившийся, немигающий взгляд был устремлён в зеркальную стену - на вошедшего за ними парня, стоявшего у неё за спиной. Дмитрий перевёл глаза - лицо молодого человека было совершенно спокойно, он равнодушно скользил глазами по стене лифта, украшенной огромным портретом Санта Клауса.
- Местный. - автоматически отметил про себя Дмитрий и снова сосредоточился на переезде.
Утро было безветренное, морозное и солнечное. Уложив багаж, Дмитрий закрыл багажник, сел за руль и завёл двигатель. Настроение было прекрасное. Машина прогревалась; стараясь расшевелить притихшую жену, он всё что-то говорил, говорил, попутно настраивая навигатор. Задав старт маршрута, Дмитрий потянулся вперёд, пристраивая аппарат в держатель, висящий на лобовом стекле.
Странное чувство...
Его взгляд перефокусировался со стекла на то, что было за ним. Совсем рядом, метрах в трёх, неподвижно стоял тот, из лифта. Время скрипнуло и остановилось:
Парень смотрел на Дмитрия.
Дмитрий смотрел на зелёную павловопосадскую шаль, которую парень сжимал в руке.
Таня смотрела на парня.
Лицо финна совершенно ничего не выражало, а по щеке ползла крупная слеза. Двигатель взревел и внедорожник сорвался с места, раздирая шипами укатанный снег.
Работа и спорт - вот лучшее мужское средство от любого головняка, происходящего не от работы и не от спорта. На работе Хайко взял двойную нагрузку - удивил шефа внезапным согласием давать уроки экстремального снегоходовождения. В свои двадцать два, он уже был неоднократным призёром снегоходных соревнований и настоящим мастером маневрирования на пересечённой местности, но на уговоры начальства не поддавался и никакие денежные посулы не помогали.
Параллельно, вместе с Миккой, участвовал в соревнованиях. Микка, друг детства и сильный спортивный конкурент, на состязаниях изрядно ярил его, и победа, отчасти, приходила к Хайко, как дружеский дар. Теперь они подолгу тренировались вместе и очень сблизились.
Все заморочки сваливают вникуда, когда под тобой 200 кг ревущего железа, сотрясающего суставы жужжащей вибрацией, когда чувствуешь свист воздушной преграды, полёт, дрожь земли, принимающей тяжкий удар траков, вгрызающихся в спрессованный снег.
Ничем уже не паришься, напрягая все силы чтоб контролировать крен, возвращая ускользающее равновесие и бешеной скоростью врезаешься в слепящую даль. Всё пофигу. Вырвать из себя эту русскую, как исписанную страницу, и написать набело.
20-го апреля, лёжа под какой-то белобрысой девахой, кажется, двоюродной сестрой устроителя вечеринки, Хайко размышлял о любви. Он лежал на спине, уставившись в потолок, заложив руки под голову, голый, датый, и примятый неподвижным, сонным телом, которое только что отымел. За окном уже стемнело, снизу слышалась музыка, смех и беготня.
Парень вспоминал, как его родители, супруги совершенно благополучные и бесконфликтные, однажды тихо развелись. После развода, отец появлялся нечасто. Оказалось, папаша был с большой придурью. Однажды, когда матери не было дома, залившись джином, родитель неожиданно заявился, и с порога начал ездить пьяным бредом по ушам своего сына.
Отец облагодетельствовал его откровением о том, что любовь, дескать, есть, и она, мол, нечто такое что случается редко, но метко, и... прочая херня в том же духе. Было смешно - нет, Хайко не вписывался в эту сопливую муть, и выслушав папашину лекцию, решил, что любовь, это - истеричная фантазия несостоявшегося семьянина.
Сейчас он понял, как тогда ошибся - любовь-то не фантазия, она стальной крючок - зацепится за левое ребро, сидит и не ржавеет, и входит глубже, сволочь, и врастает. Вся радость жизни из тебя - по капле, весь твой привычный мир - по швам.
Хайко грубовато вылез из-под блондинки, безуспешно поискал трусы, плюнул и натянул штаны наголо. Когда застёгивал ширинку, обматерил создателя и снял с члена позабытый презерватив. Несколько минут он сидел и мял в руке резинку, тупо глядя, как под прозрачным латексом переливается его сперма.
- Выходит, я всё-таки кончил? - подумал он и в бессильной злобе шваркнул кондом о стену. Дело и впрямь, было плохо: минут двадцать он обрабатывал девку и ничего, кроме головной боли не почувствовал - она так вопила, всё норовя спустить шкуру с его спины, что башка стала раскалываться ещё до похмелья.
Спасаясь от её ногтей, парень перекатился, лёг на спину и дал ей попрыгать на себе до победного.
И что теперь? Хотелось волком выть. Он встал, подошёл к окну и стал хмуро смотреть в ночное небо - восток сиял россыпью далёких созвездий. Нет, он не мог, не мог забыть, как зеленоглазая русская стерва, однажды вспыхнув для него слепящей сверхновой, рывком прокачала его на заоблачный эмоциональный уровень, дав почувствовать такое, чего он и знать не знал до неё, но потом... Она, его путеводная звезда, сорвалась и пала ему на сердце горькой полынью.
Хайко взял с пола недопитую бутылку и наотмашь всадил её в оконное стекло, стараясь попасть в самую гущу сияющих точек, чтобы зловредные звёзды все ссыпались нахер и не висели там, напоминая и издеваясь. Осколки впились в него, болью заглушая боль. Утраханная девица встрепенулась, резво подорвалась и вмиг свинтила с чердака, даже не попрощавшись.
С тех пор Хайко очень редко приглашали на вечеринки, а когда звали, всё шло, как правило, к чертям и наперекосяк - всегда он был в каком-то вакууме, с парнями часто в драку лез, а девицы раздражали его до лихоманки и он их сторонился. Как на зло, они им очень интересовались и подпоив, имели. Впадая в алкогольный транс, он становился покладистым и девчонки отрывались на нём по полной.
Как-то раз, одна нетерпеливая фройляйн, не дожидаясь, когда он надерётся, поволокла его в мансардный шкаф. Хайко сурово отбрил её, но она не унималась и тогда он грубо её оприходовал, быстро словил тусклый оргазм, встал и молча свалил, чувствуя себя подонком. Из этого события он сделал вывод, что всё, с еблей пора завязывать, и перешёл на самообслуживание.
Целый год он пытался научиться жить без НЕЁ. Блуждал, работал, рыбачил, пил. Напивался на совесть и зигзагами гонялся за котами на своём пикапе. Со зла он не брился (ему это не шло) и не мылся (это не шло ему ещё больше). С бадуна он туго соображал и тогда на работе его подменял Микка.
Самое ужасное, что Хайко стал медленно, но верно, охладевать к спорту. Снова пришла зима, туристы пересели с квадроциклов на снегоходы, но сероглазый инструктор больше не горел, он просто делал своё дело. Кто бы сказал, куда девался его спортивный азарт и почему он больше не был счастлив, сжимая рукояти руля чувствовать отклик моторной мощи, взлетая, врастать в схватку гравитации и аэродинамических сил?
Вечером 17 декабря, Хайко вернулся с работы, помылся, поужинал, завалился в постель, где не было ЕЁ и тихо зарыдал. Боль стала невыносимой. Парень душил себя подушкой, вливая в неё свою горечь и пытался понять, как же так он отравился этой девкой. Он потерял в ней всё: свою радость, беспечность, амбиции...
Кто-то разбудил его настойчивым звонком. Хайко открыл глаза и понял, что провалялся заполдень. Он лежал, морщась от звука, буравящего мозги и ждал, когда звонящий свалит, наконец, ко всем чертям. Перестав звонить, гость очень убедительно постучал и крикнул, что откроет дверь с плеча, если Хайко продолжит отсиживаться.
Это был Микка. Войдя, друг сходу предложил собраться и поехать за город, к родителям. Хайко вяло согласился, лишь бы не оставаться наедине с тоской. Навестив мать, он вышел и забрался в старый отцовский гараж. Чего искал - не знал, но сам не понял, почему завис, уставившись в надпись на старой-престарой банке тёмного стекла с притёртой пробкой.
На этикетке, под толстым слоем пыли темнел универсальный символ смерти и буквы: «Цианистый кали. Средство от ос и шершней. Токсично». Отец использовал содержимое банки, занимаясь гальваникой. В сознании медленно проплывали детские воспоминания, отцовское предостережение и его рассказ о том, как опасен этот миндальный сахар.
Мобильник запел, выхватывая парня из его странной задумчивости. Микка звал друга посидеть в поселковом баре и потусоваться с парочкой школьных друзей, удачно зашедших попить пивка. Хайко закрыл гараж и пошёл, но до бара не дошёл.
Метрах в ста от него, навстречу попалась тёплая компания из троих мужиков, озлобленных проигрышем в слот-автоматах. Встречные стали задираться и Хайко вдохновенно подрался с ними, надеясь полечиться. Мордобой, как лекарство. Наваляли ему просто замечательно, но дурь не вышибли - Микка вышел на улицу, разогнал бойцов и веселуха кончилась.
Сидя в снежном отвале, Хайко слушал, как друг ругает его и разочарованно сплёвывал кровь - драка не помогла. Разозлившись не на шутку, Микка схватил его за затылок и ткнул лицом в снег, вмял в хрустящий удушливый холод и вдруг... Хайко почувствовал долгожданное облегчение. Бодрящая свежесть прорвалась в него и подала надежду.
Он схватил друга за запястье, резким движением стянул, содрал с затылка сжимающие пальцы и едва удержался, чтобы не поцеловать эту руку в порыве благодарности. Вместо этого, Хайко ухватил Микку за куртку у ключиц, потянул, слегка в сторону на себя и прижал его плечо к своему.
- Микка... Помоги... - простонал он. чувствуя себя последним идиотом.
- Ты трахал клиента? Да ты дурак совсем? Знаешь, что бы с тобой сделали, если бы она пожаловалась? - растерянно шептал Микка, протаскивая битого одноклассника мимо родительской спальни в свою комнату.
- Она не пожаловалась, я сам жалуюсь, как видишь... - еле слышно отвечал Хайко.
Он рассказал другу всё о случившемся с ним кошмаре. Выслушав исповедь, тот ничего не ответил. Молчал. Хайко ждал чего-то, поднял на него глаза и обескураженно застыл - друг смотрел на него с неприкрытой завистью.
Через неделю Хайко нашёл в своём почтовом ящике незапечатанный конверт. Кузина Микки работала в департаменте туризма. Рука Хайко дрожала - буквы и цифры прыгали перед глазами - на распечатке было всё: имена, даты рождения, адрес... Он узнал, что Татьяна старше его на восемь лет, что её мужа зовут Дмитрий и они женаты ровно половину срока прожитой Хайко жизни.
Удушливое сомнение втёрлось тенью: да кто он ей, на что надеется? Мальчик-приключение, использованный и забытый? Парень опустил листок, закрыл глаза и ясно вспомнил, как она смотрела на него тогда, когда он угощал её тем сладким снегом.
- Будь мужиком, - сам себе посоветовал Хайко, - Смелость города берёт.
После возвращения из Финляндии, Татьяна обречённо ждала развязки, но Дмитрий вёл себя, как обычно. Почти. Он только стал молчаливее, почти перестал улыбаться и стал очень поздно возвращаться с работы, а возвращаясь, почти еженощно понуждал её заниматься сексом, исключая только вечера, когда он играл в хоккей.
Это было ужасно. Ей было стыдно и она считала, что теперь недостойна наслаждаться мужем. В-добавок, раньше, занимаясь любовью, Таня чувствовала, как этот волевой и решительный мужчина прижимает её к своему сердцу и тает от нежности, держа её в своих объятиях. Теперь он изменился. Она могла поклясться, что муж ненавидит её - тихо и отчаянно.
Он мучил её своей настойчивостью, с маниакальным упорством стараясь каждый раз довести до оргазма и дошло до того, что она стала симулировать его. Дмитрий пугал её своим мрачным вожделением, ласки его были в тягость. Он был то мягким, то грубым, но всегда холодным и это всякий раз бывало долго, изматывающе долго - Дима был очень сильный мужчина, умелый и выносливый любовник. Какая издёвка судьбы - то, что годами делало её счастливой женщиной, теперь наехало на неё асфальтным катком.
Некоторое время спустя, она стала видеть эти сны - как сероглазый парень занимается с ней любовью, прижимает её к своему сердцу и тает от нежности, держа её в своих объятиях. Сны утешали её. Так пролетело несколько месяцев.
Не спалось. Дмитрий лежал на спине, тупо уставившись в потолок и положив ладони под затылок. Его взгляд бессмысленно следовал за движением световых пятен, созданных огнями проезжающих за окном автомобилей и ни о чём-то он не думал, пока лежащая рядом жена спала тихо и мирно. Мысли пришли тогда, когда Таня вдруг перевернулась на спину, разметалась, обнажая свои стройные ножки в кружевных пижамных шортиках и стала тихо постанывать.
Не нужно было напрягать слух, она сказала это всё чётко-ясно, и, что характерно, по-английски:
- Не останавливайся, не останавливайся... А-а-а... Хайко, наклонись ближе, ближе ко мне...
Дмитрий медленно вылез, сел на край кровати, нащупал джинсы, вытащил сигарету, зажигалку и закурил прямо в спальне. Теперь он знал имя... этого... Мужчина сидел и курил, слушая, как его жена стонет, трахаясь во сне с этим молокососом. Да, это была натуральная пытка. Обида, гнев, и снова этот голод - проклятое желание войти в неё по самые яйца и забыться хоть на время.
Затушив окурок о зеркало, Дмитрий бросил его на пол и забрался на постель. Без церемоний стянув с жены шортики вместе с трусами, он взял свою подушку и подложил её Тане под поясницу. Девушка проснулась и удивлённо-настороженно спросила:
- Дима, что ты? Чего ты... Что происходит? - спросонья она явно не врубалась.
- Я собираюсь тебя трахнуть. Точнее, я тебя сейчас выебу, в качестве особой награды за твою верность. - в его спокойном голосе ощущались зловещие нотки.
Муж никогда не матерился при ней, и никогда не говорил с ней о случившемся. Вот оно. Животный страх затёк в неё, как холод.
Дмитрий включил лампу и свет ослепил их обоих. Он взял её ноги под колени, широко развёл и задирая их вверх подсел вплотную. Муж был в одной футболке - Таня заметила у стены его скомканные пижамные штаны. В следующее мгновение в неё упёрся его твёрдый член. Дмитрий бросил взгляд вниз - возбуждённая сновидением, она была влажной. Его член нетерпеливо вздрагивал, головка вдавилась меж приоткрытых лепестков. Возбуждённый клитор, алой ягодкой выглядывал из розовых, блестящих складочек - Дмитрий от досады скрипнул зубами, понимая, что не на него у неё стоит.
- Смотри на меня! - приказал он и одним ударом вогнал в неё ствол до отказа. Таня застонала, закрыла глаза и закусила кулачок, терпя боль.
- Смотри на меня, в глаза мне смотри, курва! - рявкнул Дмитрий и с такой силой встряхнул жену, что у неё носом пошла кровь. Вид крови и затравленный взгляд девушки несколько отрезвил, он взял себя в руки и стал размашисто двигаться, плотоядно наблюдая, как её вагина, тугим чулком натянутая на его орудие, мучительно оттягивается вслед исходящему движению. Желая сделать побольнее, он жестоко всаживался, толкая её внутренности. Таня не отрываясь смотрела в его тёмные, гневные глаза и думала только о том, что он вот-вот выпустит ей кишки.
- Дима, умоляю тебя, не входи так глубоко... - дрожащим голосом, тихо попросила она.
- Прости, дорогая! Я где-то ограничитель потерял. Нигде не видала? Такое чёрное резиновое колечко... - издевательски ответил Дмитрий, но сжалился и перестал пробивать её насквозь.
Он с полчаса, не останавливаясь трахал её, вертел и так, и сяк - она была в его руках, как кукла - без воли и без жизни. Молчаливая. Терпеливая. Покорная. Ему уже порядком надоело и он мечтал скорее кончить, но не получалось. Когда он вновь поменял позу - поставил девушку на четвереньки и собирался засадить, она внезапно изловчилась и изо всех сил лягнула его, да так, что он чуть с кровати не слетел.
Оттолкнувшись от мужского плеча и придав себе движения, Таня отскочила вперёд и развернулась, сжавшись у кроватной спинки озлобленным зверьком.
Всё. Его затаённая ревность, его горечь, его упрёк, который Дима несколько месяцев вдалбливал в неё своим членом, совершенно доконали Татьяну.
- Что ты делаешь? - исступлённо закричала она, - Ты не можешь кончить? Или не хочешь? Чего ты хочешь? Нравится меня истязать? Когда ты стал садистом? На мне вина. Да, будь мужчиной! Давай, прими решение! Если не можешь с этим жить - убей меня! - она орала с таким надрывом, что лицо её покраснело и вены на шее вздулись, - Убей меня! Оторви мне башку к ебеней матери и давай покончим со всем этим!
Дмитрий поморщился - каждое её слово впивалось в него стеклянным осколком.
- А девчонка всё ещё боец, - про себя усмехнулся он, чувствуя, как от перестоя сводит яйца.
- Зачем же мне твой труп? - мягко начал Дмитрий - Я с тобой живой-то кончить не могу. Я действительно не могу и знаешь, почему? Дмитрий смотрел в её перекошенное лицо и чувствовал, что звереет. Ещё несколько ударов сердца и он пошёл вразнос.
Он молча схватил её, одним резким движением перевернул, прижал грудью к постели и заломил ей руки за спину. Держа так, он отклонился и дотянувшись, дёрнул пряжку - ремень выскользнул из джинсов и Дмитрий быстро связал им руки жены у неё за спиной. Не долго думая, он приподнял обездвиженное тело и сунул ей под живот сразу две подушки, так, что её голая порозовевшая попка оказалась высоко задранной.
- Ди-и-ма-а-а! - истошно заорала Таня, предчувствуя намерения мужа и тот быстро снял с себя футболку и завязал ей рот, стянув податливую ткань на затылке узлом.
- Ты больше не принимаешь мой член так, как прежде - я уже давно лишён этого. Что с тобой? - закричал Дмитрий, - Ты просто терпишь - я натягиваю тебя на себя, как чёртов кусок мяса!!!
Он прижал ладонь к её влажной промежности, его прямые, неразлучные пальцы настойчивыми спиралями мяли её клитор, а большой палец отошёл и скользнул выше, неотвратимо проникая в её судорожно сжатый анус. Услышав протяжный, надрывный стон, Дмитрий продолжил двигать рукой, ритмично массируя быстро набухающий клитор и медленно, до отказа погружая палец вглубь, извлекая его почти полностью и возвращая.
- А что, Сольвейг, сюда он тебя не трахал? - задыхаясь спросил муж и Таня беззвучно дёрнулась истеричным отрицанием.
- Похоже, мне ещё осталось кое-что, чего он не касался... - Дмитрий грубо оттолкнул коленями бёдра девушки в стороны, разводя их шире, пододвинулся, убрал руку с её промежности и сжал пальцами зарумянившиеся ягодицы, с силой отводя их друг от друга.
Беззащитная, плотно закрытая, коричневая дырочка поблёскивала стёкшей на неё влагалищной смазкой. Дмитрий подался вперёд, прижал член к анусу и слегка надавил. Здоровенный одеревеневший ствол упруго поддержал нажим, плоть вмялась под его напором и Дмитрий почувствовал, как головка начинает проникать внутрь, с трудом растягивая тугое колечко. Тело в его руках предельно напряглось, Таня конвульсивно дёрнулась и закричала.
Крик был сдавленный - ткань глушила его, но мужчина ощутил неприятный холодок - она кричала так страшно, срываясь с голоса на хрип, с хрипа на визг, что казалось это был крик не человека, а животного, принимающего смертную муку. Дмитрий остановился. Внутреннее сражение между жалостью и ревностью было кровопролитным, но коротким. Он пощадил её и отступился. За этот год он уже успел привыкнуть к роли насильника и даже когда он брал жену с нежностью, один хрен, чувствовал что насилует, она - уступала. Не отдавалась, а поддавалась - вяло и фальшиво.
Таня затихла, обмякла и лежала безвольно и неподвижно. Дмитрий смотрел на её упругие, в красных следах от его захвата, ягодицы и впервые в жизни горько сожалел о том, что у него такой большой член - он испытал сумасшедшее желание трахнуть эту попку, но калечить не хотел.
Ощущая, как кровь стучит в висках, он коснулся мягких полушарий пальцами правой руки, отвёл вниз большой, нежно поскользил им по лоснящимся, алым и припухшим половым губкам и ввёл его во влажное, истраханное влагалище. Девушка никак не реагировала. Дмитрий левой рукой упёрся в диван, а правую переместил, несильно вмял ладонь в кожу пониже женской поясницы и погрузил побывавший во влагалище палец в соседнее отверстие.
Таня издала еле слышный стон, чувствуя как в её попку входит палец мужа, а во влагалище - его член. Она резко вдохнула и почувствовала медленно нарастающую волну какого-то неестественного удовольствия - всё тело ныло, связанные запястья затекли, всё её нутро и так уже давно горело, а сейчас оно снова ритмично натягивалось на этот крепкий ненасытный ствол, да вдобавок Дима ещё и попку её трахал - пусть, пальцем, но руки у него были большие и палец был немаленький - растягивал чувствительно. Всё это было больно, где - больше, а где - меньше, она чувствовала агрессию мужчины, его тёмную жажду и... впервые познала ужасающую сладость страдания.
Дмитрий закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям - истерзанное влагалище ожило: в такт его движениям оно сжимало член, прокатывалось горячей волной по его поверхности, и сочилось от возбуждения. Всё вернулось, он понимал - в эту минуту Таня снова была в его власти. Мысли на сверхсветовой скорости рванули к чертям, закручиваясь смерчем и поднимая из глубин подсознания таящихся там химер.
В голове Дмитрия замаячила навязчивая и очень реалистичная картинка - он стоит на коленях, держа Татьяну на руках, лицом к себе - она обвила его руками и ногами, а он жёстко трахает её. Она - дрожит и стонет. Вплотную за Таниной спиной, в чём родила его мать, на коленях стоит тот финский парень и ритмично всаживает свой член в её попку, надёжно поддерживая бёдра девушки на весу. Руки Дмитрия - там же, его пальцы сжимают упругие ляжки жены и касаются напряжённых пальцев соперника; он видит серые, наполненные болью глаза северянина и крупную слезу, ползущую по его щеке.
Мысленно созерцая эту картинку, Дмитрий пережил лавинообразное нарастание силы наслаждения. Он глухо зарычал и мотнул головой, пытаясь избавиться от шокирующего наваждения. Острота ощущений стала спадать. Мужчина застонал от досады и сдался, подумав:
- Ладно, чёрт с тобой, трахнем её сейчас вместе. Как же я устал...
Дмитрий отдался этому аномальному потоку и снова перед его мысленным взором возник мираж, как они на пару с финном натягивают похотливо стонущую Таню на два ствола одновременно, то синхронно, то меняя ритм на оппозитный - словно танго втроём, они, все трое, как одно целое. Дмитрий чувствовал сквозь влажную женскую плоть член своего напарника, чувствовал его размеренное движение, так вот, как сейчас свой собственный палец, растягивающий Танин сфинктер.
По всему телу разлился огонь, он пульсировал в нём в такт дыханию, сердце било его в грудь, как молот, он двигался на автомате, не понимая где он и что с ним. При каждом движении член выдавал ему тяжёлый удар экстатическим током, который блаженной истомой и дрожью откатывался в мозг и до кончиков пальцев.
Таня кричала и плакала - ей казалось, что она не перенесёт того, что муж с ней делал и свихнётся. Она не видела его, но слышала, как он необычно стонет, почти кричит, ей было страшно и понятно, что он ничего не видит и не слышит. За эти несколько минут она испытала три оргазма, а он всё не останавливался и мучил, мучил её так сладко - своим членом, своим пальцем и своим криком... Он был так силён, что вырваться у неё не было ни шанса, и он заставлял её кончать и рыдать.
В душе у Тани всё перевернулось и она закричала: - Дима, прости меня!!! Дима-а, прости меня!!! Прости!!! Даже если он мог бы услышать, если бы слушал, он не не расслышал бы - ткань задушила слова, но всё же, ей полегчало - она, наконец, смогла попросить у него прощения. Смогла, наконец.
Когда Дмитрий разрядился, проорался, выстонался и замер, уткнувшись мокрым лбом между лопаток этой вероломной твари, он впал в кромешную тоску. Он презирал себя за слабость - за то, что только что постыдно побратался с врагом из-за желания покруче кайфануть. Совершенно опустошённый и обессиленный, Дмитрий слез с жены, снял с её рук ремень и пошёл в ванную. Встав под душ, он включил воду и стал медленно, с силой тереть себя ладонями - ему мучительно хотелось отмыться от всего этого.
С той ночи, Таня стала чувствовать желание и каждый день ждала, что Дима вновь покажет ей свою силу, но муж больше не прикасался к ней, а первая начать она не смела. Дни шли и она таяла, как свечка.
Это был синий-синий зимний вечер. Снежный, морозный и тихий. Путь был неприятный - вела она судорожно и резко - звериный норов этого автомобиля был явно не по ней и привычка никак не наступала. Таня нажала кнопку иммобилайзера и машина отозвалась коротким вскриком. Зеркала с тихим жужжанием сложились и наступила тишина.
Таня медленно повернулась, и пошла, пошла по длинным серым коридорам подземного гаража, слушая звук собственных шагов. Перед глазами тянулись мрачные стены, яркие огни, неподвижные машины, мотоциклы и низкие, гнетущие потолки.
- Какой покой, какой мёртвый воздух, в этом холодном лабиринте, - думала Таня и медленно шла, зябко кутаясь в элегантное чёрное пальто. Она понимала, что надо бы застегнуться, но почему-то всё шла, стараясь поплотнее завернуться в широкий, пушистый воротник из серебристо-чёрной лисы. Несомкнутые полы пальто неохотно выпускали на свет низко свисавшую, чёрную кашемировую шаль и она мягко колыхалась в такт шагам.
Молодой охранник проводил её каким-то странным взглядом - такие взгляды бывают у очевидцев автоаварий с трупами - и любопытно, и страшно, и глаз не оторвать. Таня ускорила шаг - скорее на воздух, от этого взгляда, от резкого света.
Стоя в лифте, она рассматривала пыльные штрихи на своих чёрных замшевых сапогах и пыталась разобраться с тревожным и томительным предчувствием, изматывавшем её с самого утра.
В груди у Тани заныло, когда она встретила его взгляд - парень с севера, горькое лакомство из прошлогоднего снега. Он сидел в коридоре, возле её двери, на полу, обняв колени и молча смотрел ей прямо в душу. Северянин сжимал в руке её вещь, оставленную на чужой мёрзлой земле и утраченную вместе с тем, что было ей так дорого.
Хайко поёжился - её печальные глаза в тени длинных, густых ресниц казались огромными на исхудавшем, болезненно-бледном лице. Он с трудом узнал её - он помнил её румяной и улыбчивой, а сейчас от той озорной девчонки осталась лишь тень - она выглядела значительно старше, черты лица заострились, как у мёртвой и белоснежная кожа словно светилась. Губы, накрашенные сочно-пунцовой помадой, кричащим пятном поблёскивали на этой белизне и её страшная красота смотрелась потусторонним гротеском.
Таня опустила глаза и быстро прошла к двери, копаясь в сумке в поисках ключа.
- Помнишь меня? - произнёс парень - Меня зовут...
- Я помню твоё имя. - тихо огрызнулась она - Зачем пришёл? Чего тебе здесь надо?
Голос её был напряжённым и неласковым, но Хайко отчётливо понял, что скрывается за этой враждебностью.
- Я люблю тебя, - ответил он, вложив в слова всё своё чувство.
Ключ нашёлся. Руки предательски дрожали, мешая справиться с замком.
- Меня любить нельзя. Я - дрянь. - с безысходной убеждённостью сказала она. Дверь, наконец, открылась и Таня попыталась юркнуть в спасительное убежище. Финн вскочил и одним прыжком оказался рядом. Он схватил её в объятия, поднял над полом и сердце его сжалось - она казалась такой хрупкой, почти невесомой.
- Оставь меня... Уйди... Я не могу! - застонала она, но руки её, полупрозрачные и холодные, жадно заскользили по шее и затылку молодого человека, ненасытной лаской, запредельным отчаянием.
Сомнения исчезли. Хайко чувствовал, как бешено колотится его сердце. С трудом складывая английские фразы он почти закричал:
- Ведь ты несчастна, теперь я это знаю. Избавься от этой тяжести, избавь меня - люби меня, живи со мной, состарься и умри со мной, чёрт бы тебя подрал!
Таня поплыла, обмякла в его руках - он вонзил в неё свои слова, как нож в спину. Поняв, что девушка теряет сознание, финн пнул приоткрытую дверь и они оказались в темноте. Дверь захлопнулась, он неподвижно постоял, глаза привыкли, он прозрел и занёс Таню в гостиную.
Парень бережно положил её на кресло и она повернула голову и молча смотрела на него.
- Как странно! Он мне не чужой... Какая теплота... - подумала Татьяна и сказала:
- Я не могу оставить мужа. Я не могу уйти с тобой. Я просто не имею права.
Он стоял, не зная что предпринять - чёрт знает что творилось у него в голове. Слабое сияние уличных фонарей показывало квартиру чёрно-белым фильмом.
- Расстегни свою одежду, - вдруг попросила Таня.
Хайко без размышлений снял куртку, стянул через голову свитер и расстегнул рубашку.
- Стань на колени, - прошептала она.
Хайко повиновался - он опустился на колени, расстегнул молнии и один за другим снял с девушки сапоги. Её изящные ножки в чёрных чулках сползли к полу и юбка смялась, открывая взгляду изысканные кружевные резинки.
Выскользнув из пальто, Таня неожиданно подалась вперёд, её руки скользнули под ткань рубашки, она обхватила парня, прильнула к нему и стала целовать его обнаженную грудь, плечи, шею - жадно, нетерпеливо. Хайко не верил в реальность происходящего. Он позволил ей завалить себя на пол, и она стала спускаться поцелуями по его животу. Дыхание сбилось, он слетел - время померкло и прочие измерения истаяли нахрен. Всё ушло за горизонт событий и только ОНА была целью, ярким ориентиром и он забыл обо всём и отпустил себя.
Приподнимаясь, он подхватил Таню подмышки, поднял, сел и посадил её на себя, прижав к своей груди. Пальцы её обеих рук вплелись в его непослушные волосы и горячие, влажные губы страстно всосались в его приоткрытый рот, глотая его прерывистое дыхание. Парня трясло от возбуждения - жар в паху усиливался, джинса болезненно теснила его перенапряг и это грубо побуждало его к действию. Он встал, увлекая девушку за собой и, держа её на весу, стал поспешно сдирать с неё эту чёрную одежду, словно пытаясь вытащить её из темноты.
Изнывая от желания, Хайко искал места более удобного, чем пол, роняя по пути обрывки тени. Широкая кровать, сияющая в полумраке кипельной белизной, приняла их в свою мягкость и Таня слепо подчинилась охватившему их обоих сумасшествию.
Как в ярком сне, нетерпеливые и ласковые руки сняли с неё чёрное кружевное бельё. Парень рванул ремень, рывком расстегнул свои джинсы, ослабил давление и облегчённо выдохнул. Он упёрся ладонями в постель, склонился и начал облизывать, обцеловывать и сосать заострившиеся напряжёнными сосками белоснежные груди. Таня млела, чувствуя наяву давно забытое тепло и открывалась его искренней нежности.
Губы северянина следовали его желанию - он целый год мечтал попробовать свою русскую манию на вкус. Хайко мягко, но настойчиво раздвинул её бёдра и стал целовать их, не спеша приближаясь к намокшему любовным соком лону. Дойдя до цели, парень ощутил губами твёрдый, пульсирующий бугорок и медленно, с наслаждением, стал посасывать его, сжимая и ослабляя, втягивая в себя и отпуская. Он удерживал Танины беспокойные бёдра, вдавливая свои пальцы в бархатистую кожу и отводя их подальше в стороны. Парень чувствовал, как горячо гибкое тело отзывается на его ласку и просто упивался своей властью.
Таня то почти не дышала, то захлёбывалась - финн взялся за дело так азартно и откровенно, что она стонала, совершенно потеряв голову. Он делал это неумело, без изысков - просто сосал её, как соску, не стараясь растянуть удовольствие, а напрямую, секундами доводил её до оргазма. Таня на пределе переживала каждое его движение, где была каждая бесконечная пауза между ударами пульса - он был сейчас её Богом. Она еле сдерживалась, чтобы не вонзить свои длинные, тёмно-красные ногти в его плечи и ей приходилось, кончая - кричать, чтобы выжить, вгрызаться ногтями в постель, чтоб не ранить, стонать и молить, чтобы он поскорее вошёл - пусть же он не откажет, пусть он сделает, как она просит.
Странно, но Хайко понял, чего она хочет - так, будто слышал её не по-русски, а по-фински. Нехотя выпустив изо рта вздрагивающий клитор, он продвинулся выше, высвободил свой истомившийся член и медленно вмялся в горячую, влажную глубь до отказа. Таня расслабилась - парень стал двигаться, постепенно ускоряясь. Опираясь на локти он склонился к ней близко, как мог; прижался щекой к её щеке и едва слышно шептал что-то, прерывисто дыша и касаясь грудью её возбуждённых сосков.
Девушка закинула ноги северянину на спину и затаила дыхание - да, это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Его член был такого комфортного размера, что не натягивал, а услаждал - он не пугал, а заполнял и ласково лишал и воли, и мысли. Хайко стиснул зубы и замолк - он снова чувствовал эти волнообразные спазмы, чувствовал, как влагалище русской мнёт и терзает его ствол, оглушая нестерпимым блаженством и затягивая к дьяволу в нирвану. Не в силах больше сдерживаться, парень испытал пронзительный оргазм, сгрёб простынь в кулаки, уткнулся лицом в белую ткань и пытаясь подавить собственный крик, щедро накачал девушку своим семенем.
Она лежала тихо, глядя в потолок и её ноги скользнули вниз, разжав объятия. Финн продышался и скатился на спину. Он затянул Татьяну на себя и посадил верхом. Поняв, что всё ещё в ботинках, парень резко передвинулся пониже и согнул колени, ногами упираясь в пол. Она немного посидела, вминая, так и не расслабившийся член, в его живот.
Сначала Таня долго и рассеянно смотрела в его влюблённые глаза, а после - повернулась и, встав на четвереньки, стянула его джинсы и трусы к его ботинкам. Хайко сглотнул и облизал пересохшие губы - да, это был шикарный вид! Наклонившись, она выпятила попку и несколько секунд стояла, широко раздвинув бёдра и в бледном свете фонарей блеснули гладкие, как у ребёнка, большие губки и малые - припухшие и приоткрытые. Влагалище по капле истекало его спермой, а между белых ягодиц виднелась тёмная и сморщенная дырочка и тоже, блестела смазкой или спермой - не понятно.
От этого зрелища парень завёлся рьяно и с полоборота - остаточный стояк резко прокачался в максимум и он, без лишних слов взял русскую за бёдра и насадил на член, любуясь её попкой и спиной. Вновь чувствуя его в себе, Татьяна сладко застонала и стала плавно двигаться вверх-вниз, подчиняясь приказу его ласковых рук - Микка положил ладони под её упругие ягодицы и поднимал её на вдохе и опускал на выдохе, стараясь не свихнуться от того, как умопомрачительно сжимается её нутро. Закрыв глаза, она качалась на волне желания и мир вокруг исчез - влюблённый парень сводил её с ума, вёл дальше - к грани и за грань.
Дмитрий отдал бригадиру шефмонтажа последние распоряжения, посмотрел на часы и пошёл к выходу. По пробкам - два часа, сегодня - на хоккей, а надо было ещё успеть домой за экипировкой. Садясь в машину, злился, что не оставил снаряжение в спортклубе и со всей дури хлопнул дверью, выслушивая тихий гул въезжающих порогов. Дороги удивили - двигался свободно и через полчаса уже припарковался возле дома.
Спустя каких-то пять минут, он понял - случилось то, чего он втайне так боялся. Он молча постоял, угрюмо вглядываясь в лежащую на полу, ненавистную зелёную шаль, нахмурился и, чувствуя спокойную решимость, зашёл в незапертую дверь. Снимая верхнюю одежду, разуваясь, Дмитрий и сам не мог понять, зачем старался не шуметь и почему остался в темноте. Пройдя мимо разбросанных повсюду тряпок, дошёл до спальни, и остановился на пороге.
Ему вдруг захотелось умереть, когда увидел то, что он увидел. Одной рукой он взялся за дверную раму, к руке прижался лбом и искоса и исподлобья стал пристально смотреть туда, где его Таня, закрыв глаза, как под гипнозом, стонала и насаживалась на чужого мужика. Он видел только его ноги, но знал и как его зовут, и кто он.
Любовники так были заняты друг другом, что не чувствовали его присутствия и он смотрел, смотрел не отрываясь и ощущал, как сердце рвётся, пропуская ритм, кровь хаотично мечется по телу и тянет и теснит внезапной тяжестью в паху. Мужчина сбивчиво, мучительно дышал - нелепая эрекция была сильна настолько, что жгла его и отдавала болью. Как это можно было объяснить? Что было делать?
Насилуя себя, он потянулся, нашёл включатель и нажал. Всё осветилось.
Таня почувствовала, как пальцы финна дёрнулись и сжали её, словно стараясь задержать. Она остановилась, открыла медленно глаза и как заледенела - муж стоял, упёршись в притолоку и молча смотрел ей в лицо.
В глазах его была такая сила, жестокость и влечение, что Таня ощутила, как снизу поднимается горячая волна и вот, сгорая от стыда, не в силах справиться с собой, она ладонями закрыла покрасневшее лицо, и кончила под его взглядом - крича, беспомощно сжимаясь и проливая слёзы.
Глядя на это, Дмитрий рефлекторно сжал и без того напрягшиеся паховые мышцы. Чувствуя, как мучительно вздрагивает его окаменевший член, он подошёл к кровати, взял жену подмышки и поднял вверх, снимая с парня. Один широкий шаг и - он склонился и посадил Татьяну на пол у стены. Финн лежал навзничь, не вставал, и лишь приподнялся на локти - он то ли растерялся, то ли не мог прийти в себя после внезапно прерванного секса.
Дмитрий зажал глаза и смял своё лицо ладонью, переводя дух - до смерти хотелось прикончить непрошеного гостя на месте, но он понимал, что это, по сути, тупик. В эту минуту, с тёмной стороны пришла простая мысль - плод слепой ярости, верное средство деморализовать врага, поквитаться за нанесённое оскорбление и прекратить эту позорную конкуренцию, раз, и - навсегда.
- Лежи, где лежишь, - приказал русский и пригвоздил разлучника свирепым взглядом.
Финн, не меняясь в лице, схватил смятую простынь и прикрылся. Оставшись лежать на спине, как и был, опираясь на локти, Хайко с тревогой смотрел на неё - Таня сидела на полу, привалившись к стене, белая, как снег, и в её широко распахнутых глазах стояли слёзы.
Дмитрий сделал пару шагов, взял стул, поставил его перед кроватью и сел на него верхом, лицом к спинке. Молча полез в карман, вытащил из пачки сигарету, закурил и в упор посмотрел на соперника.
- Дима! Прошу тебя... - взмолилась Таня.
- Сиди тихо, малышка, иначе - кончится смертоубийством! - грозно прикрикнул он и женский голос оборвался, как струна.
- Спокойно, парень! - будничным тоном, по-английски произнёс Дмитрий, - Я хочу поговорить с тобой.
Глаза их встретились.
- Давай поговорим. - холодно отозвался финн.
- Завидное самообладание, - про себя отметил Дмитрий, сделал затяжку и продолжил: - Скажи мне, только честно, чего тебе от неё надо?
- Я люблю её. Приехал, чтобы забрать её с собой, но...
Русский опустил голову, выдохнул дым в пол и тихо, с досадой произнёс:
- Я так и знал... - повисла тишина. С минуту обманутый муж молча изучал своего недруга тяжёлым взглядом и наконец произнёс:
- И что она? - в его голосе чувствовалась ирония.
Хайко опустил глаза и ответил:
- Она не может решиться уйти со мной.
Дмитрий затянулся, быстро выпустил дым и со злой усмешкой сказал:
- Да-а, меня трудно бросить, - и издевательски продолжил по-русски, обращаясь к жене, - Я ведь чертовски хорош, не так ли, дорогая?
Таня вжалась спиной в стену - в глазах мужа сейчас не было ничего человеческого. Эти притягательные, цвета тёмного янтаря, умные глаза, смотрели на неё бездонной и холодной чёрной пропастью и ей казалось, что она вот-вот сорвётся в эту тьму и полетит навстречу своей смерти.
- Ну что ж, - начал Дмитрий, снова переходя на Английский, - Надо как-то решить нашу проблему, парень. Можно выяснить отношения классическим способом - подраться. Но при таком раскладе, конечно, она - останется. Физически - со мной, а мыслями - с тобой. Таким образом, мы оба не получим желаемого. Мне она нужна целиком и полностью, да и тебе, если не ошибаюсь, тоже? Надо придумать что-то более радикальное...
Мужчина сделал глубокую затяжку и отправил дым парню в лицо.
- Давай так: я тебя поимею у неё на глазах. Если выдержишь - сможешь забрать её с собой. Я её отпущу. Понадобится - выгоню. Не отказывайся, Ромео, это твой шанс! Покажи ей, на какие жертвы ты готов ради любви и она побежит за тобой на край света! Ну, или покажи, что ты - трус, и сбеги. Тогда я буду уверен, что она больше никогда с тобой не переспит - Татьяна не любит слабаков, так что, с гарантией. Поверь, я дам тебе уйти. Тихо и спокойно.
Хайко ждал от русского чего угодно, но не этого.
Дмитрий вытащил из заднего кармана золотистый квадратик, зловеще улыбнулся и сказал:
- Посмотрим, насколько крепкие у тебя нервы... - испытующе глядя в глаза финну, мужчина надорвал зубами упаковку презерватива. Казалось, парень колебался.
- Сейчас, ещё немного, и - пацан сойдёт с дистанции, - думал он, - Давай же, щенок упёртый! - то ли с вызовом, то ли с мольбой, произнёс про себя Дмитрий. Он погасил сигарету, встал, убрал стул в сторонку и начал расстёгивать штаны.
Глядя на эти манипуляции, Хайко чувствовал, как даёт о себе знать рвотный рефлекс. Стало ясно - наступил момент истины. Сделав над собой усилие, он подавил накатывающую тошноту.
- Договорились - решительно произнёс Хайко, откинул с себя простынь и вызывающе посмотрел на русского.
Чувствуя холодное бешенство, Дмитрий смотрел на лежащего. Молодой человек был прекрасно сложен. Под тонкой, гладкой кожей отчётливо читались хорошо развитые мышцы. Волос на теле было мало, и это придавало полностью возмужавшему телу трогательный, подростковый вид. По его напряжённому животу, груди и шее была размазана помада цвета «Вечерняя роза». Отступать было некуда.
- Разуйся! - скомандовал Дмитрий, встал, подошёл к стеллажу и на полную включил FM. - Пусть нам никто не мешает. Думаю, ты закричишь... - мрачно усмехнувшись, сказал он.
Северянин хладнокровно посмотрел на него, сел, стянул ботинки и спокойно лёг на спину. Одежда свалилась совсем и он остался лишь в белых спортивных носках.
Дмитрий рассегнул брюки, приспустил бОксеры, надел презерватив и встал коленями на край кровати, склоняясь над парнем. Он был готов, что тот в любое мгновение сорвётся и нападёт на него, но молодой человек держал своё слово и не двигался.
Собравшись с духом, Дмитрий подхватил под колено его левую ногу, сгибая, поднял вверх; подсунул своё колено ему под правое бедро и вплотную пододвинулся к его промежности. Плюнув в ладонь, мужчина увлажнил латекс, упёрся кулаком в постель, а стволом - в анус лежащего и с силой надавил, безжалостно протаранивая тугую плоть.
Парень не издал ни звука, но его кожа моментально покрылась мурашками и поднявшиеся дыбом волоски защекотали русского, вызывая неприятный озноб. Пальцы молодого человека сжались, сминая простыню и кулаки его побелели от напряжения. Вгоняя член, Дмитрий смотрел в расширяющиеся адской болью зрачки серых глаз и в отчаянии пытался понять, сколько сил ещё осталось в душе его противника.
Кровь, оказывается, неплохая смазка... Ритмично всаживая своё орудие, Дмитрий видел перед собой непроницаемое лицо парня, его упрямый взгляд и ненавидел его, ненавидел себя - ненавидел люто, невыносимо. Тяжелее всего было смотреть на то, как мужественно финн переносил эту унизительную пытку.
- Я должен сломать его, иначе - всё напрасно... - крутилось в голове. Он уже начинал понимать, что просчитался. Дмитрий не увидел, что Таня лежит на полу в глубоком обмороке - он опустился на локти и продолжал, чувствуя грудью тяжелое дыхание своего врага.
... Hold me tight, hold me tight... I won't let you go... Close to you, close to you... Touch me, don't let go... * (2) - голос вокалиста «Kingdom Come» пронзительной чувственностью врезался в мозг, словно ПОДСКАЗЫВАЯ...
Хайко до крови закусил губу, закрыл глаза и обнял русского.
Эрекция стремительно ослабевала - Дмитрий зажмурился и попытался представить что-нибудь возбуждающее - целующихся девушек, объятия стонущей от наслаждения жены... Он не заметил, как отвлёкся и утратил концентрацию на борьбе.
... Close to you... о, close to you, close to you... - музыка затопляла сознание сладострастным трагизмом, сводя с ума душераздирающей неуместностью. Объятия парня с каждой секундой становились всё крепче, его руки всё теснее сжимали грудную клетку, не давая вздохнуть, лишая сил... Чувствуя, что в глазах темнеет, Дмитрий рванулся, но было уже поздно - тьма поглотила его и он больше уже не чувствовал смертельную хватку соперника, не чувствовал, доводящую до безумия, душевную боль. Он был свободен.
Прошло два года. К одноэтажному зданию медицинского центра подкатил новенький белый пикап. Небо Финляндии хмурилось, играя всеми оттенками серого в слоях низкой, обложной облачности.
Из машины выпрыгнул рослый парень с большим букетом и направился ко входу. Ему навстречу вышла молодая женщина со спелёнутым младенцем на руках. Парень наклонился, нежно поцеловал жену в губы и принял из её рук драгоценный свёрток.
Таня стояла, счастливая, прижимая цветы к беспокойной груди и смотрела, с какой любовью мужчина вглядывается в красное личико своего первенца. Желая доставить молодому отцу ещё бОльшую радость, она сказала:
- Хайко, я хочу, чтобы ты сам выбрал имя. Как ты назовёшь своего сына?
Парень поднял на неё выразительные серые глаза и твёрдо произнёс:
- Дмитрий.
Цветы упали и рассыпались, роняя лепестки и покрывая асфальт яркими пятнами цвета «Вечерняя роза».
* (2) - гр. «Kingdom Come», композиция «What love can be»
Держи меня крепко, обними сильнее, Я тебя не отпущу,
Ближе к тебе, ближе к тебе, Коснись меня, не отпускай...
* (3) там же: - Ближе к тебе, ближе...