Все время, что Господин осматривал весьма просторный номер, состоящий из трех комнат и оборудованный самыми разнообразными приспособлениями для проведения сессий, девушка, казалось, даже не дышала.
- Номер мне подходит, - сообщил ей Господин, выходя из ванной.
- Я могу для Вас сделать что-то еще? - наконец встрепенулась девчушка.
По губам Господина мелькнула и тут же пропала довольная улыбка.
- Ты унижала когда-нибудь людей? - спросил он, обратившись ко мне.
- Нет, - ответила я, - Мне не нравится быть Верхней.
- Это неважно. Подойди к тридцать второй, ударь ее с силой по щеке и плюнь в лицо. - Увидев мое удивленное выражение лица и застывшую позу, Господин снизил голос. - Исполняй.
Он в достаточной степени владел голосом, а я слухом, чтобы мне стало понятно, что лучше выполнить приказ. При этом та, чье имя теперь было «тридцать вторая» ничуть не удивилась, а сидела на коленях также спокойно, как и до этого странного приказа, только теперь она подняла ко мне лицо и доверчиво смотрела своими серыми, почти прозрачными глазами. Я не могу бить людей, даже с тренировок по самообороне ушла, когда начался спарринг - не могла замахнуться на партнершу. И вот я стою над послушной рабыней, ждущей моей пощечины, и не могу ее ударить. Замахнулась, но опуская руку на лицо девушки, замялась, пощечина вышла мягкой, я неуверенно обернулась к Господину. Господин улыбался одними губами, взгляд его при этом был пугающе хищным.
- Я научу тебя, - произнес он, но направился почему-то в одну из комнат. Я вопросительно посмотрела на девушку у меня в ногах, но та по-прежнему смотрела на меня без тени страха или волнения.
Господин вернулся к нам через минуту, в руке у него был длинный кнут, которым он, нарисовав пару восьмерок в воздухе, с силой щелкнул об пол в паре сантиметров справа и слева от меня.
- Попробуй еще раз ударить сучку по лицу. И учти, я вырос в селе и с двенадцати лет держу эту штуку в руке, - и новый замах, и новый щелчок кнута прямо перед моими ногами.
Меня от страха било крупной дрожью.
- Пожалуйста, не надо, - прошептала я, готовая расплакаться.
- Бей ее по лицу, иначе я покажу, что с тобой будет, - Господин делает новый замах, кнут описывает большую дугу в воздухе и падает на спину тридцать второй. Девушка взвывает от боли, а на ее спине тут же появляется багровая полоса. Но отскочив от тела, кнут не останавливается, а снова рассекает воздух рядом со мной и второй удар ложится поперек первого на спину несчастной. Рабыня, сжав кулаки и прикусив нижнюю губу, старается сдержать крик, но боль сильнее ее желания быть покорной, и она вырывается наружу рыданием, слезами и слюной. Обе полоски на ее теле тут же становятся лиловыми синяками и кое-где кровоточат, а сама она, внутренне сгруппировавшись, старается унять боль от ударов.
- Мне еще раз повторить свою просьбу? - спрашивает у меня Господин тихо, даже мягко.
- Нет, я больше Вас не ослушаюсь, - меня всю трясет от страха, на ватных ногах я поворачиваюсь к рабыне, одной рукой поднимаю ее лицо с четкими следами зубов на нижней губе и все еще стоящими в глазах слезами, второй рукой медленно замахиваюсь и стараюсь прогнать мысли о гуманности. И я бью ее по лицу наотмашь, всей кистью, напуганная не меньше, чем девушка.
- Способная ученица, - улыбается Господин. - Давай еще раз, теперь обеими руками и не забудь про плевок.
Я снова замахиваюсь, бью с силой по очереди каждой рукой, ощущая нежную горячую кожу рабыни на своих ладонях, и плюю в лицо послушницы. Ноги меня не держат, я падаю на колени перед ней, слезы застилают глаза, руки трясутся, я закрываю лицо руками и беззвучно плачу.
- Слизывай, - слышу я строгий голос над собой. Господин, подойдя к нам ближе, берет меня за волосы и направляет мою голову к тридцать второй. Я покорно следую указаниям и, сложив руки у себя за спиной, провожу языком по лицу девушки.
- Еще, - говорит Господин, и я облизываю ее губы, лоб, покрытые слезами щеки... Господин отстраняет меня, - Ты можешь быть свободна, - обращается он к рабыне.
Та молча опускает в поклоне голову, после чего поднимается с колен и также молча выходит из номера. Господин, дождавшись, когда дверь за ней закрылась, поднял мое лицо, провел рукой по щеке и резко ударил так, что я прикусила себе язык от неожиданности. Потом посмотрел мне в глаза и нанес еще две пощечины. При этом в его глазах было столько злости и возбуждения, что он походил на хищника во время охоты.
- Разденься, я жду тебя в спальне, - сказал он и оставил меня одну.
Я посмотрела на оставленный Господином на полу комнаты кнут, и взгляд мой сам перешел на дверь - путь обратно, к теплым объятьям и нежным любовникам. Но в голове тут же всплыл образ мокрого от пота, пыхтящего надо мной Никиты, моего последнего любовника, имевшего привычку называть меня «Кисуля», сколько бы я ни повторяла, что я ненавижу кошек и все, что с ними связано. Воспоминания о наших отношениях в доли секунды пронеслись перед моим внутренним взором и уперлись в отвращение последнего нашего с ним вечера, когда слово «Кисуля» совпало с каплей его теплого пота, упавшей мне на висок... После этого меня вырвало, за что я даже не извинилась. Мне было плевать, что для мальчика это травма - свою предыдущую девушку он при друзьях называл фригидной и даже не думал, что причина может быть в нем. Фантазии о строгом Хозяине возникали у меня всегда с тех пор, как я стала испытывать возбуждение, но после Никиты они превратились в физическую потребность. Поэтому, оставшись в этом странном клубе с этим странным мужчиной в соседней комнате, я заставила себя смотреть на кнут и не думать о двери.
Медленно я развязала пояс плаща, расстегнула, сняла, оставила там же на полу, взялась за молнию платья, потянула вниз, чувствуя, как вместе с шелковой тканью платья по телу бежит предательский холодок страха. Под платьем была короткая комбинация с кружевными вставками на лифе. На секунду задумалась, снять ее или оставить, но быстрый взгляд в зеркало, только что мной замеченное, убедил в том, что комбинация тут не лишняя - она красиво подчеркивала линию декольте, а заканчивалась немного раньше, чем начинались ноги - вид был весьма привлекательный. Я еще немного повертелась перед зеркалом, сделала три глубоких вдоха, чтобы утихомирить готовое взорваться сердце, и вошла в спальню.
Господин, сняв пиджак и оставшись в брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом, стоял у раскрытого окна и неторопливо курил сигару, наполняя воздух терпким ароматом. Убранство комнаты состояло из больших размеров кровати с балдахином, двух небольших тумбочек с каждой стороны от кровати и грубо сколоченной лавки. По стенам комнаты были развешаны картины в тяжелых рамах, изображавшие средневековые сцены пыток молодых женщин, и картины эти пугали и возбуждали одновременно. Осматриваясь, я также увидела несколько крюков, вкрученных в стены на разной высоте, и разложенные на подоконнике предметы: несколько плетей разной длины и конструкции, кожаные наручники и кандалы, соединенные массивной цепью, оральный фиксатор, кляп, ошейник с поводком и несколько фаллоимитаторов и пробок, отличавшихся по длине и диаметру.
Я не знаю, какое чувство я испытывала тогда сильнее: панику или возбуждение, но между ног у меня все текло, дыхание стало прерывистым и неглубоким, а руки тряслись как у старой пропойцы. Я застыла в дверях, не смея заговорить первой, даже смотреть в сторону красивого подтянутого мужчины, имеющего намерения истязать мое тело, я не решалась, а Господин будто не замечал моего присутствия в комнате. Время как замерло, его наличие я ощущала лишь по сбивчивым ударам крови в моих висках. Так продолжалось очень долго, или мне лишь показалось, что долго, но наконец отложив сигару и взяв ошейник и небольшую плеть, Господин подошел ко мне.
- Вставай на колени, - сказал он таким бытовым тоном, каким обычно просят подать пуль от телевизора, и я приняла эту позу так же спокойно. - Ты не должна подниматься с колен, если я не прикажу тебе иного.
Мою шею обвила тонкая кожаная полоска, Господин отрегулировал ошейник так, чтобы он не мешал мне дышать, и потянул за поводок в сторону скамьи. Я встала на четвереньки, чтобы идти было проще, но он остановился.
- Нет, - произнес он и не сильно ударил плетью по спине, - руки за спину.
Я выполнила указание, шла на коленях. Господин подвел меня к краю скамьи и уложил телом на ее поверхность, обитую одним слоем простой холщевки. Опустился на пол, приподнял край комбинации, обнажая меня до пояса, провел рукой по промежности снизу вверх, размазывая влагу моей текущей пизды вокруг анальной дырочки, и развел в стороны ягодицы.
- Это для тебя больно? - спросил Господин, вставляя в тугое кольцо ануса два пальца.
- Немного, Господин, - поморщившись, ответила я.
- Тогда, пожалуй, мы воспользуемся гелем, - произнес он. - И постарайся расслабиться...
Я почувствовала, как что-то холодное стекает по моей заднице. Господин размазал смазку вокруг ануса и снова вставил пальцы, стал вращать ими внутри и немного потрахивать. Было больно, но вместе с тем меня возбуждала сама ситуация: этот странный дом с его посетителями, этот удивительный мужчина, сочетавший в себе забытые всеми манеры с откровенным садизмом, ощущение беспомощности, которое рождалось из желания подчиняться... Я и сама не заметила, как боль перешла в наслаждение, и моя попка перестала сопротивляться ебущим ее пальцам, которых к тому моменту было уже три и движения их были интенсивными и резкими.
- Да, шлюха, твоя жопа скоро научится получать удовольствие от ее использования, - с этими словами Господин вынул пальцы, и я услышала звук расстегиваемой молнии его брюк.
Он приставил член к подготовленной дырке, надавил, чтобы головка прошла сквозь узкий сфинктер, и резким толчком вогнал в мою задницу весь член, оказавшийся значительно толще тех, с которыми мне доводилось встречаться до этого. Я вскрикнула от боли, пробежавшей от попы до самых маленьких нервных клеток моего тела, замерла в напряжении, готовясь к новым толчкам. Но хуй замер во мне неподвижно, зато рука Господина взялась за ошейник, потянула меня назад, заставляя прогнуться в спине и задрать назад голову. Телом он прижался к моему, свободной рукой обнял за шею и, отпустив ошейник, перехватил меня под грудью, зашептал горячо на ухо:
- Расслабься... расслабься, и все будет хорошо. Давай, девочка, твое тело принадлежит мне, оно должно меня слушаться.
Господин выводит свой член почти до конца из попы и снова резко вставляет его до упора, его яйца бьются о мой клитор, а боль снова пронзает меня от задницы до макушки. Я задыхаюсь от боли, от члена у меня в жопе, в глазах моих стоят слезы, но эта сильная рука на шее, эти сухие губы у меня на щеке, этот властный голос у меня в голове... они лишают меня способности думать, и я теку, я прогибаюсь навстречу боли, я подставляюсь под терзающий меня хуй, я хочу еще, я прошу: «Еще!...», и Господин вынимает член полностью для того, чтобы спустя мгновение снова вогнать его в мой зад, в мою послушную дырку, и снова замереть. Мое тело обмякло, повисло безвольной марионеткой в крепких руках, и совсем чуть-чуть задвигался в этом податливом теле разгоряченный орган мужчины. Движения его были настолько нежными после жестких первых толчков, что казались самой лаской. Я застонала, охваченная таким желанием, что казалось, больше не выдержу и сойду с ума.
«Жопа... еще... хуй...», - слова путались в моем сознании и срывались бессвязными формами, переплетаясь с его шепотом, о чем, я даже не знаю. В тот момент я понимала лишь одно: этому мужчине я принадлежу вся, безоговорочно, до последней клетки моего тела, до последней нити моего сознания. Постепенно увеличивая амплитуду движений, Господин ускорялся, но все также не выпускал меня из своих рук. Он шептал мне слова, смысл которых мой затуманенный мозг не мог уловить, кусал за плечи, мочку уха, шею, заставляя меня извиваться от острого наслаждения, и в конце концов он драл меня бешено, яростно, по-животному, вколачивая хуй в мою жопу, будто нет для него ничего ненавистней этой задницы... Я орала от адской смеси боли и удовольствия, выкрикивала его имя и умоляла не останавливаться, пока не отключилась, охваченная огнем оргазма, неожиданно поглотившего всю меня. Меня больше не было, не было Господина, не было стен вокруг - мира не существовало, существовали только звон и стук, стук и звон - это звенело у меня в ушах от прилива крови и стучало мое сердце, пытающееся угнаться за лихорадочными импульсами, что передавал ему окончательно сбрендевший мозг...
Когда я пришла в себя, я обнаружила, что лежу на кровати, голова моя покоится на бедре Господина, а его руки играют с моими волосами. Я подняла к нему свое лицо и улыбнулась, на что он отреагировал нежным прикосновением к моему лбу.
- Ты была бесподобна, - произнес он осипшим голосом. - Отдыхай.
И я провалилась в сон.