Елена старалась не выдать непроизвольной мимикой, как сильно раздражает её мальчик- переводчик. Он тянул паузы, часто вставлял слово «некие», выдавая тем самым приблизительность своего перевода. «Мы готовы дать вам некие гарантии серьёзности наших намерений»,- очередной раз уколол он лингвистически легкоранимый слух Елены Борисовны Маревской. Забыв о профессиональной этике, Елена вскинула голову и звенящим голосом спросила: «Молодой человек! А «некие»- это, какие?» Мальчик стушевался, запунцовел юношескими прыщами и что-то промямлил в ответ .
Елене вдруг стало его жалко. В самом деле, не виноват же он в том, что у неё ноет висок, что она заранее знает о бесперспективности этих переговоров, что ей хочется скорее домой, а вечером ещё придётся тащиться на ужин с опостылевшим шефом и слушать его сальные рассказы о нудистских пляжах и совместном посещении сауны с друзьями обоего пола.
Шеф, гражданин Австрии выпуска 1952 года, подкрашивающий седые волосы в «радикальный чёрный цвет» и не так давно вставивший новые фарфоровые зубы, с недавнего времени стал оказывать Елене недвусмысленные знаки внимания. Чуть выпив, норовил схватить её за грудь, прощаясь, лез плотоядно целоваться. Маревская старалась перевести слоновьи ухаживания начальника в шутку, но, видимо, лишенный чувства юмора шеф принимал её шуточки за кокетство и перешел к совсем уже разнузданному рукоблудию.
«А что прикажешь делать?!»- возмущённо отвечала Елена Борисовна внутреннему голосу, который упрекал её саму в провоцировании домогательств, приводя в качестве неоспоримого аргумента русскую народную пословицу о том, что «сучка не захочет, так кобель не вскочит». «Не по морде же его бить»,- продолжала внутренний диалог Маревская. Поймав ласковый взгляд начальника, Елена тяжело вздохнула, украдкой взглянула на часы - половина седьмого. Ёперный театр, так тут до ночи проволынишься!
Елена решительно подалась вперёд: «Молодой человек! Позвольте, я буду сама переводить. Мне известна история вопроса, так будет быстрее». Мальчик посмотрел на неё испуганно, но с явным облегчением и благодарностью. Впервые за весь день Маревская увидела его глаза. Они были по-детски распахнутыми, тёмно-синими, с длинными девичьими ресницами. Что-то неуловимо знакомое показалось ей в его застенчивой улыбке.
+++++
По дороге в гостиницу, сидя на заднем сиденье автомобиля, Елена Борисовна быстро растолмачила шефу, что их недавние собеседники обычные аферисты. В лучшем случае- посредники, и пытаться продать им новенький с иголочки деловой центр, строящийся усилиями австрийской компании, директором которой он является, по меньшей мере, наивно. А по большей - просто опасно: и объект к рукам приберут, и денег не заплатят. В России таких «прецедентов» хватает. Ошарашенный её откровениями шеф начал, видимо в знак благодарности, хватать её за коленки. Елена, стиснув зубы, замолчала. Начальник, приняв молчание за одобрение, решительно двинулся вверх по бедру. «А если я продвинусь ещё дальше?»- блудливо похохатывая спросил он. «Получишь по роже, старый козёл»,- ласково улыбаясь, на чистом русском языке ответила арийцу Елена. „Was, bitte?“- спросил шеф, не владеющий языком Толстого и Достоевского. «Я бы этого не хотела»,- дипломатично перевела только что сказанное на немецкий язык Елена. Перспектива провести ночь в одной гостинице с возбудившимся начальником приводила её в отчаяние.
++++
Гостиница «Парк Инн Саду» была тем, что называется, «скромненько, но со вкусом». Постояльцам предлагался только один ресторан, но зато кухня в нём была восхитительной. Шеф галантно отодвинул кресло перед Еленой, сам плюхнулся рядом и стянул с потной шеи галстук. Каждый раз, когда им доводилось ужинать вдвоём, его обуревала навязчивая идея напоить Маревскую, видимо таким образом он надеялся быстрее затащить её в постель. Вот и сейчас он заказал угодливо изогнувшемуся официанту «цвай руссише шнапс». «Две рюмки водки «Белуга» по пятьдесят грамм»,- перевела Елена в ответ на вопросительно изогнутую бровь официанта.(«Официант! Почки два раза царице!» - всплыла в голове уставшей Елены цитата из гайдаевской комедии. Она давно заметила, что от неприятной действительности спасается в образах старого кино. Настроение улучшилось.) «Ну, что, старый хрен! Выпьем за спортивное общество «Динамо»!- провозгласила первый тост Маревская.
И сразу перевела: «За успех нашего предприятия!» «Нет, за нашу любовь!»- откорректировал тост начальник и под столом снова положил руку на колено Елены Борисовны. Водка «Белуга», видимо, сделала своё дело. Елену охватило бесшабашное веселье. Она развела колени, и босс, ожидавший как всегда глухого сопротивления, обалдел от внезапно открывшихся перспектив. Ладонь заскользила по внутренней стороне бедра и вскоре достигла того самого, куда так стремилась попасть .
Пальцы начальника нетерпеливо зашарили в кружевах и резинках трусиков и нагло проникли в предательски повлажневшие недра. Колени сомкнулись. Елена со строгим выражением лица учительницы начальных классов посмотрела на начальника, как на первоклассника, застигнутого за списыванием контрольной у соседки по парте: « Никогда так больше не делайте, Карл!» „Warum?!“- с обидой ребёнка, у которого отобрали только что подаренную игрушку, захлопал глазами начальник. Елена Борисовна лукаво улыбнулась: «Не всё сразу, проказник».
++++
«Елена Борисовна! Вот так встреча! Не ожидал Вас здесь увидеть»- звонкий юношеский голос («В эфире «Пионерская зорька!») заставил Маревскую и её спутника оторваться от ризотто с морепродуктами. От противоположной стены отделилась худощавая фигура в джинсах и голубой водолазке, невероятно усиливавшей синеву глубоко посаженных глаз. «Ба! Да это давешний мальчик-переводчик»,- Маревская быстрым оценивающим взглядом охватила всю ладную фигуру молодого человека, недавно казавшегося ей таким невзрачным в мешковатом деловом костюме. «Здравствуйте, коллега!»- как же его зовут, лихорадочно соображала Елена.
Словно прочитав её мысли, юноша сверкнул безупречными зубами,-«Александр! Я не представился, меня зовут Александр! Вы позволите?»- мальчик- переводчик на глазах превращался в уверенного в себе мужчину. Александр опустился в свободное кресло напротив Маревской и, подперев щёку рукой, пристально посмотрел ей в глаза. Елена заёрзала в своём кресле, быстро соображая на ходу, как себя
вести. «Спасибо, Вы меня сегодня выручили», - продолжал Александр,- « ведь я первый раз переводил на переговорах, причём, я не сотрудник РДМ Банка, я служу переводчиком в бюро «Халимон и партнёры». Утром пришел запрос на переводчика с немецким, меня и послали. Так что я даже, как говорят, «не в теме», приходилось выкручиваться на ходу.»
Шеф вертел головой, и вопросительно взглядывал на Елену, пытаясь понять, зачем этот юноша вторгся за их стол и нарушил такой восхитительный и много обещающий интим. Вдруг заиграла музыка, на маленькую сцену вышел труженик шансона («Мы благородные певцы народные в удобных тренировочных штанах…») и традиционно-хрипловатым голосом объявил о своём намерении исполнить песню поэта Трофимова о поздней незаконной любви, постигшей немолодого женатого мужчину на закате его возможностей.
«За окошком снегири греют куст рябиновый..»,- проникновенно зазвучали первые аккорды. «Тоника, субдоминанта, доминанта, тоника – классика жанра»,- поморщилась про себя Маревская. «Можно Вас пригласить?»- вопрос Александра вернул её из воспоминаний об уроках сольфеджио на грешную землю. Елена встала, оперлась на протянутую руку и двинулась за своим кавалером в центр зала. Они закружились в медленном танце. Мальчик вёл её уверенно в каком-то рваном почти латиноамериканском ритме, с поворотами, то прижимая к себе, то отстраняясь. «Я сегодня ночевал с женщиной любимою, без которой дальше жить просто не могу!»- признавался в содеянном певец. На Елену вдруг снизошла совершенно неуместная печаль. «Сколько тебе лет, малыш?»- мысленно поинтересовалась она. «Максимум двадцать два»,- ответила она сама на свой вопрос. «Я в два раза старше тебя, в мамы тебе гожусь»,- посуровела она лицом и задеревенела телом.
Между тем вокально-инструментальная исповедь прелюбодея подошла к концу . Маревская отстранилась от партнёра и посмотрела на него стеклянными глазами. «Что-то не так?»- спросил молодой человек, словно наткнувшись с разбегу на ледяную стену. «Отведите меня к нашему столику, Саша! Большое начальство, как и маленьких детей, нельзя надолго оставлять без присмотра ».
Шеф сидел надутый, перед ним выстроилась игрушечная шеренга из пустых пятидесятиграммовых стопочек. Елена опустилась в своё кресло, Александра к столу не пригласила, и он, почувствовав произошедшую в ней перемену, не посмел плюхнуться рядом, как давеча, и, кивнув как бы всем и никому, удалился. Шеф молча уткнулся в тарелку. Маревская тоже молчала, настроение было паршивым. «Ну вот, голубушка, и первые звоночки от климакса.
Лабильная психика, резкие перепады настроения, беспричинная грусть. Ты ещё заплачь для полноты картины..»,- снова загундел в голове ехидный внутренний голос. «Заткнись, скотина! Какой климакс?! Мне всего сорок три! До «бабы-ягодки» целых два года ещё»,- прикрикнула на поганца Елена Борисовна. И, внезапно разозлившись на себя и на весь мир, решительно встала: «Я пошла. Голова болит. Спать хочу»,- пролаяла она простыми нераспространёнными предложениями на языке расстрельных команд. Карл Валльнер, уроженец города Линца, услышав родные интонации, вскочил из-за стола: «Я провожу». «Только попробуй»,- снова по-русски ответила ему Елена. «Was, bitte?»- переспросил шеф. «Оставайтесь, посидите ещё, я действительно очень устала»,- Елена улыбнулась начальнику и направилась к выходу. «Я не прощаюсь»,- пообещал шеф.
***
Приняв душ и намазав лицо толстым слоем питательного крема, Маревкая готовилась упасть в объятия Морфея на широкой двуспальной кровати своего номера-люкс. Со словами «А пошли вы все на хер!» она свернулась калачиком под толстым одеялом и провалилась в приятную полудрёму. Ей виделась она сама, молодая, лет этак двадцати. Будто сидит она на экзамене по истории языка и никак не может перевести текст, написанный на древнем лангобардском языке, но почему-то арабской вязью.
Сидит одна в актовом зале, когда как вся группа давно отстрелявшись, ушла дружными рядами в студенческое кафе «Лингва» и квасит там компот из сухофруктов с молочными коржиками по 10 копеек. «Ну, что же Вы, Маревская, не можете выполнить элементарный перевод. Что-то вы совсем, голубушка, ку-ку!»- промолвил явившийся ночным кошмаром профессор Лурье и постучал себя костяшками пальцев по веснушчатому лбу, почему- то в ритме матросского танца «Яблочко».
«Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук, тук-тук!»- раздался повторный стук, и Елена проснулась. Стучали в дверь. «Ах ты, старых хрен! Ну, я тебе сейчас устрою ночь любви со следами насилия на лице!»- взвилась с кровати Елена Борисовна, уверенная, что это любострастный шеф ломится к ней среди ночи, и рывком распахнула дверь.
На пороге стоял Саша. Он шагнул к Маревской и молча прижал её к себе. Елена упёрлась кулаками ему в грудь: «Какого!…» Но Александр закрыл ей рот ладонью: «Молчи! Только не надо ничего говорить!» Елена попыталась удержать расползавшуюся по плечам батистовую сорочку, тогда Саша рывком сорвал её и бросил на пол. «Интересные дела!»- успела подумать Елена, когда молодой человек поднял её на руки и понёс к кровати.
Зачарованная стремительным натиском Маревская утратила здравый смысл и всякую волю к сопротивлению. Она обнимала своего партнёра руками и ногами, впивалась в его спину ногтями и совершенно не осознавала глубину своего падения. Ей было хорошо, очень хорошо, как никогда за всю её женскую жизнь. Ей снова было двадцать, и она любила, любила всем сердцем здесь и сейчас этого мальчика. Его нетерпение и страсть будили в ней ответную бурю. Она не стеснялась своего уже не молодого тела, пресловутого целлюлита, на борьбу с которым у неё не было ни желания, ни сил, небезупречной линии живота и слегка округлевшей талии. Всё это было не важно, ведь ей сейчас было двадцать, она выпала из времени и пространства и летела, раскинув руки, в тёплых потоках восходящего воздуха.
Собственно, Маревская не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Она была небольшого роста, её можно было бы назвать коренастой, если бы не ноги. Ноги были хороши! Ровные, с сухими щиколотками и точёными ступнями, которыми она в тайне очень гордилась. Ногти на ногах в любое время года всегда были выкрашены в красный цвет. Не то чтобы она готовилась к встрече с мечтой, нет, она это делала для себя, сама любовалась своими аккуратными плотно пригнанными друг к другу пальчиками и розовыми по-детски гладенькими пяточками. Вот и сейчас, даже в эти роковые минуты она смотрела с удовольствием на свои ритмично подрагивающие над спиной Александра ножки.
Кудрявые волосы её разметались по подушке змеями Медузы Горгоны. Эти волосы она ненавидела в молодости, их невозможно было уложить в модную причёску сэссон, они торчали своенравно во все стороны, обрамляя её семитское лицо, узкое с чуть горбатым носом (в минуты особого недовольства собой именуемым «шнобелем») и скорбными серыми глазами. Всю школьную юность и первые курсы института Елена не пользовалась успехом у соучеников мужского пола, на дискотеках исправно согревая спиной кусок стены, пока на экраны страны не вышел фильм «Грязные танцы». И тут обнаружилось, что Лена Маревская просто однояйцевый близнец главной героини культовой картины. Мировая слава актрисы Дженнифер Грэй осенила своим крылом Елену. Её так и стали звать в институте- «Бэби». Поклонники пошли косяком.
Саша между тем делал свою мужскую работу, стараясь снова, уже в который раз, высечь искру из Маревской. Вдруг в изножье развороченной кровати возник силуэт постаревшего «Карлсона, который живёт на крыше», безмолвно, как уликой, потрясающего белой разорванной ночной рубашкой. «Японский бог!»- дёрнулась Елена- «Дверь нараспашку!» Шеф смотрел на неё глазами полными ужаса и восхищения, он хотел что-то сказать, но, дёрнув подбородком, бросил на кровать рубашку и вышел, не затворив за собой дверь.
«Придётся искать новую работу»,- обречённо подумала Елена. Ей вдруг стало жалко старого шефа, который ради неё приехал в эту командировку в ненавидимую им Россию, ради неё вставил новые зубы и выкрасил волосы в чёрный цвет. Забавно, но Александр даже не заметил только что разыгравшейся драмы. Да и Елена вскоре снова провалилась в бездну своего упоительного грехопадения.
Саша лежал рядом, блаженно закрыв глаза и улыбаясь. Елена смотрела на него, опершись не локоть: «Вы соображаете, молодой человек, что Вы сейчас сделали? Изнасилование, статья 131 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, срок лишения свободы от двух до десяти лет.» «А по уложению о наказаниях 1845 года - смертная казнь. Но я согласен»,- не открывая глаз, беспечно сказал юноша.- «Тем более что ты мне отвечала. Так что, всё, что произошло здесь, было сделано по обоюдному согласию.» Маревская замолчала. Саша перевернул её на спину и прижал запястья к спинке кровати: «Когда мы снова увидимся?»
«Никогда.»
«Почему?»
«По совокупности причин. Всё, тебе пора, уходи! Поезд дальше не пойдёт, просьба освободить вагоны!»
«Ну почему?! Тебе же было хорошо со мной, я же видел, я чувствовал!»
«Вот именно поэтому. Я не имею права быть смешной. Всё, уходи!»
Саша сел на кровати, обхватив руками колени. В этой позе он был похож на ребёнка, который проснулся один в тёмной комнате и увидел, что никого рядом нет. Его невероятно синие глаза были печальны.
«А ведь ты даже не узнала меня!»
«?»
«А я ходил на все твои семинары по теории перевода. Сидел в первом ряду и смотрел тебе в рот. Ну как же, разве блестящая доцент Маревская заметит какого-то второкурсника! Много их таких, желторотых, ловящих каждое её слово!»
Ах, вот оно что! То-то Елену преследовало ощущение, что она уже где-то видела этого парня. Ну конечно! Он сидел на первой парте в крайнем левом ряду, смотрел на неё, не отрываясь, чем сбивал с мысли, и однажды даже она раздражённо спросила, не хочет ли он что-нибудь ей сказать. Да, но где же очки с толстыми стёклами, которые он постоянно поправлял на переносице характерным жестом Валерки из «Неуловимых мстителей»? Опять, словно прочтя её мысли, Александр сказал: «Это линзы, не могут же быть у нормального человека глаза как у сиамского кота! Мой собственный цвет глаз - светло-серый, как у тебя.»
«Зачем линзы?»- тупея на глазах спросила Маревская. «Чтобы лучше Вас слышать, Елена Борисовна»,- ехидно ответил бывший ученик и попытался снова обнять её. Елена выскользнула из его рук и, встав с кровати, завернулась в простыню. «В таком виде ты вполне можешь читать лекции по римскому праву. Лучше в термах»,- пошутил Саша. Он вытянулся на кровати во весь рост и подложил под голову мускулистые руки. Плоский мальчишечий живот почти прилип к позвоночнику, длинные смуглые ноги образовали с краем кровати равнобедренный треугольник. Но Елена Борисовна не улыбнулась. Стараясь не смотреть на вершину равнобедренного треугольника, она подняла с пола разбросанные джинсы и синюю водолазку и бросила их на кровать: «Выходя из поезда, не забывайте свои вещи! »
***
К завтраку Маревская вышла в строгом сером костюме, непокорные волосы собрала в небрежный узел на затылке. Никакой косметики, только губы алели на бледном лице. Когда-то умудрённая женским жизненным опытом тётушка из Воронежа - пианистка-аккомпаниатор и просто дама с хорошим вкусом - учила юную племянницу: «На лице - либо глаза, либо губы. Если и то, и другое, это вульгарно.» Поискав глазами шефа, Елена двинулась к столику у окна. Вслед ей, оторвавшись от своих тарелок и газет, немедленно повернулись все мужские головы в зале. «Качественно оттраханная женщина неизменно привлекает к себе повышенное внимание мужчин»,- снова ожил в голове внутренний голос. Маревская села напротив шефа и налила себе кофе. «Hure!»- вместо приветствия констатировал шеф и сам себя перевёл: «Блият!»
«Спасибо, Карл! Я знаю»,- ответила Маревская и обезоруживающе улыбнулась: «Вы берёте уроки русского языка? Браво! Давно пора. Язык врага надо знать!»
«На кой черт мне ваш змеиный язык! У меня есть переводчик. И не вздумай уволиться!»
Елена, готовая подать прошение об отставке, вопросительно посмотрела на шефа. Тот ожесточённо орудовал ножом и вилкой, расправляясь с яичницей с беконом. Потом вдруг резко отодвинул тарелку и под столом снова положил Елене руку на колено.
«Есть у революции начало, нет у революции конца!»- устало процитировал поэта-песенника Каменецкого внутренний голос. Маревская вздохнула, достала из сумочки лист бумаги и ручку: «Прошу уволить меня по собственному желанию…» Дата. Подпись. Она поднялась из-за стола и, не оглядываясь, вышла из зала.