Проснулся утром в маминой кровати, потянулся. надо вставать. На кухне мама гремела посудой, что-то готовила. Поискал трусы и не нашел их. Видимо, мать бросила их в стирку. Так и пошел, в голым задом. мама стояла у стола и чистила картошку. Глянула на меня, охнула
- Трусы-то забыла чистые положить. Сейчас принесу.
- Ладно, мам, сам схожу.
Но подниматься с табурета, на котором удобно расположилась моя задница, было лень и я продолжал сидеть, наблюдая, как движется мама. Сорокалетняя женщина, в самом соку, с хорошей грудью, которой она выкормила двух детей, с тонокй талией, плоским животом и широкими бедрами, она могла произвести впечатление на кого угодно. Жаль,только, что в нашем поселке производить впечатление особо было и не на кого. Мужского населения было раз-два и обчелся. А мама без сомнения была красавица.
И моя мама была моей женщиной, моей любовницей. Она давно уж помирилась со своей подругой Мурзиной Галей, что "совратила" маминого ребенка. Теперь они делили мое внимание поровну. Ну не совсем поровну, маме доставалось больше.Если я задерживался у Мурзихи, мама приходила и вела меня домой, никогда не оставляя ночевать. Они выяснили, что мой отец утешал тетю Галю после смерти ее мужа, теперь обеих вдов утешал я. Примирились с неизбежным, любили меня и как ребенка, и как утешителя.
А мне в пятнадцать лет утешать их было не в тягость. Подростковая гиперсексуальнось, что мучала меня раньше, заставляя искать утешение в фантазиях, нашла выход. Точнее, вход. Вход в мамино и тети Галино влагалище.
Мама уронила на пол картофелину и нагнулась подобрать ее. Халатик задрался и обнажил голенькую попу. Этого короткого мгновения было достаточно, чтобы в самом низу живота засвербило и член моментом подскочил, напрягшись. Не сдержавшись, подошел к маме и задрал халат, прижался к попе, запустив одну руку в промежность, а второй ухватившись за грудь. Мама посмотрела через плечо
- Когда же ты насытишься? Опять хочешь?
Да я не просто хотел, я горел желанием. Да еще мама, почувствовав торчащий член, что прижался к ягодицам, несколько раз крутнула попой, потершись о него. И я стал пристраиваться к маминой писюле, задрав халатик и стараясь наклонить ее грудью на стол. Подставив мне попу, мама дождалсь, пока я попал куда нужно и ритмично задвигалась в такт со мной. Мы уже привыкли и приноровились друг к другу, кончали вместе, если только я не желал доставить маме большего удовольствия и не тормозил свои порывы.
Мурзиха научила меня задерживать семяизвержение, продлевая половой акт. Но сегодня нужды в этом не было, надо было собираться мне на учебу, маме на работу и времени было в обрез. потому немного подвигавшись, мы кончили. Мне нравилось наблюдать, как кончает мама, когда я был в позиции сзади ее. У нее начинала розоветь, а потом и краснеть поясница, потом лопатки, ягодицы. Она начинала быстро двигать попой, с какими-то поворотами, с приседаниями. И когда попа начинала дрожать, передавая эту дрожь на бедра, на живот, на поясницу, мама охала, стонала, стиснув зубы, прижималась ко мне и ее влагалище вибрировало, лаская и охватывая член, сокращалось и, наконец, выбрасывало порцию жидкости, кисловатой на вкус.
Матка, в которую упиралась головка, тоже сокращалась, доставляя сверх приятное ощущение. Удержаться от того, чтобы не кончить, было очень трудно. Но я старался и мама могла кончить несколько раз, пока я крепился. Несколько раз ее оргазмы перетекали один в другой и она кончала бесконечно. Тогда уж она не сдерживала крик, кричала во весь голос.
Сегодня мы торопились. Кончили, постояли. Член, уменьшаясь, выскальзывал из маминой щели, скользя по мокрым губам. Выпал. Я погладил мамину мокрющую пипку, сжал ее. Меж пальцев просочилась ее влага и моя сперма. Мама выпрямилась, выдвинула из-под мойки ведро, присела, пописяла и, наведя воды, стала подмываться. подмылась, шлепнула меня по заднице, отправляя на свое место для гигиенических процедур.
Пока умывался, одевался, завтрак был готов. поели, обговорили дела на предстоящий день и я побежал на остановку. Автобус ходил через два часа и опаздавший мог топать до города пехом или мерзнуть на остановке. Кому как нравится. Маме было к девяти и она не спешила. Наказала истопить баню, зайти к ней на работу в магазин за продуктами.
Прибежал домой, растопил баню, наносил воды и вымыл пол. Поставил что-то готовить. Скоро идти маму встречать. А встречать никого и не надо. Мама пришла вместе с Мурзихой, обе красные с легкого морозца, веселые. Видимо, на работе приняли по стопочке. Тетя галя с порога загомонила, облапила меня, звонко чмокнула в губы, ухватилась за промежность.
- Растешь, женишок? Или сшоркал все? Ты давай по девкам не бегай, самим мало.
мама ревниво оборвала ее
- Не смущай парнишку.
- Да его смутишь! Сейчас заголись да встань раком, мигом отдерет в обе дырки. Отдерешь ведь?
Это уже мне. А мама прикрикнула уже строже, что дурь пора прекращать, баня стынет. Засобирались в баню. Не особо стесняясь разделись, накинули халатики, взяли полотенца и чистое бельишко и пошли. мама спросила
- Ты с нами?
- С нами, с нами! Куда ж мы без него. Кто спинку потрет, кто попарит? Давай быстрей, пока тетки не сомлели.
Совместные походы в баню я любил. В бане можно рассмотреть во всех подробностях и сравнить маму и тетю. Тетка была пониже и поплотнее, шире в бедрах. Грудь у нее была меньше маминой. Пизда поросла черными волосами, тогда как у мамы они были рыжие. Татарка-полукровка, она тоже была красивая. Недаром мой покойный отец утешал ее. Когда зашел в баню, раздевшись в предбаннике, в полумраке не сразу разглядел женщин. Они лежали на полке, уткнувшись лицом в согнутые руки, выставив пухлые попы.
Лежали голова к ногам друг друга. Тетя галя приподняла голову
- Парь давай скорее, щас задохнусь, натопил шибко.
Начал парить первой тетку, она лежала с краю. Постанывая, подставляя бока и спину, ворочалась на полке. А я охаживал ее веничком, проливая сто потов. перевернулась на спину
- По переду пройдись, по переду!
И я прошелся. Она раздвинула ноги, подставляя под веник внутреннюю часть бедер. Соскочила с полка, с воплем опрокинула на себя шайку холодной воды и порскнула в предбанник. А я перешел к маме. Я парил маму, тер ее веником и снова хлестал по спине, по попе, по ногам. Перевернувшись, она, как тетя несколько времени назад, подставила мне живот. Прошелся спереди. Вот и мать соскочила с полка, облилась и рванула прочь из жара, в прохладу предбанника. Следом выскочил и я. Пот заливал глаза, стекал по телу.
Тетки сидели, розовея телами и источая пар, что клубился в прохладе предбанника. немного передохнули и Мурзиха сказала, что остыла и готова попарить женишка. мама сказала, что попарит сама. В итоге парить пошли обе. Хлестали в два веника, будто стараясь выколотить из меня дух. перевернули на спину и принялись охаживать спереди. Тетка прикрыла ладошкой мой конец.
- Нечаянно веником зашибем, что делать будем7 Пропадать неебанными?
Мать опять что-то прошипела про ненасытную утробу, которая постеснялась бы мальца.
- Тонечка, какой малец? Бог с тобой! Ебет двух баб, да еще, поди, и девок портит. Вон табуны какие у вашего дома шастают. А нам много и не надо. Почесал пару раз, да и хватит.
Мама, не выдержав, рассмеялась. С тетей Галей невозможно было ругаться, как и обижаться на нее. Вот и я не стерпел, рванул с полка к бадье с холодной водой. А Мурзиха уже приготовила пакость. Едва я подскочил, плесканула на меня из шайки. Водопад ледяной воды заставил захлебнуться собственным дыханием, заглушил даже крик, что попытался зародиться где-то в груди. Плюясь и откашливаясь, вывалился в предбанник, упал на лавку.
Ох уж это состояние после баньки, после парной, когда обольешь распаренное тело холодной водичкой и сидишь, приводя в нормальное состояние дыхание. Тело вбирает в себя кислород каждой порой, промытой и прочищенной. Каждая клеточка наслаждается жизнью. Почему никто из поэтов не написал оду бане? Жаль, что мне не дано слагать стихи. Не даются мне рифмы и я, по определению великого Пушкина, не могу отличить ямба от хорея.
Сижу,отдыхаю. женщины, даже не заметил кто, накинули на плечи простыню, укутали меня. Тетка замотала край простыни вокруг лица, сделав из меня куколку. Чмокнула, получила от матери шлепок по мокрой заднице, звонкий и отдавшийся эхом, побежала мыться. Женщинам надо помыть волосы, смыть пот, что проступил, пока меня парили, а я потопал домой, в простыне, накинув на плечи старенький ватничек.
Оделся, накрыл на стол, пока тетки мылись. Пришли распаренные, долго отдувались, сушили возле печки волосы. Это ныне мода на короткие прически. В то время волосы были гордостью и красой любой женщины. У мамы волосы, когда она их распускала, прикрывали половину попы. У Мурзихи были чуть покороче, до поясницы, но такие же пышные. Одна рыжая, почти красная, вторая черная, как смоль, они были немного похожи, как сестры.
Халаты были застегнуты через две на третью пуговицы, не до того было в жаркой бане. Титьки выпадывали, они их заталкивали обратно, они вновь выпадали, но вот пуговицы застегнуть как-то ума не хватало.
Просохли, сели за стол. Разлили по маленькой, выпили, поели. Пока ели, женщины приняли еще не по одной, так что к концу посиделок бутылочка опустела. Мурзиха осталась ночевать. Положили ее на моей кровати. Она долго охала, что некому согреть бедненькую, что спать в одиночестве боится, но вскоре затихла. Мама потащила меня в спальню. Зрелище голых тел в бане возбудило ее и она стремилась скорее погасить жар, что пылал внутри пипки, поместив туда охлаждающий аппарат сыночка.
Упали в объятия перины, провалились в нее, жарко целовались. мама лежала на спине, раскинув ноги, а я лежал на ней, целовал ее губы, щеки, шею. Опустился пониже и принялся целовать груди, переходя с одной на другую. Она сама подставляла мне их, беря руками и вталкивая мне в рот сосочки. Ей уже было хорошо, она уже была на грани. Пополз по ее животику, изучая языком каждый сантиметр ее тела, вылизал пупок, опустился к лобку. Мама замерла. Напряглась, выгнулась дугой, подставляя мне лобок и вход во влагалище.
Эти ласки мы стали практиковать недавно. Мама несколько раз отсасывала мне, когда у нее были месячные. Да и так не брезговала поласкать сына ротиком, испивая сперму до капельки, не проливая и не роняя ее. однажды она лежала, раскинув ноги, отдыхала после совокупления. Я лежал головой на ее животе, почти что на лобке, играл волосками пипки, раздыигая из, навивая на палец, поглаживая. Ласкал и губы только что выебанноц пизды, из которой исходил запах мамы и моей спермы.
Даже не припомню, что меня толкнуло, но я немного развернулся ногами к маминому лицу, раздвинул губки посильнее и осмотрел пипочку, раскрытую после сношения. Клитор торчал, еще не успев опасть и я лизнул его. мать вначале ничего не поняла. Когда я лизнул его во второй и в третий раз, она выгнулась дугой. Ягодицы оторвались от постели, поднялись, подставляя мне лакомство. И я начал работать языком, слизывая мамины выделения, свою сперму, лаская клитор и губы. Маму начало просто швырять по кровати.
Она извивалась, ее тело прыгало. Она развернула меня и положила на себя, расположив так, что я головой погрузился в ее пипку, а моя оказалась в ее ротике. Она просто проглотила мой писун, вялый и опавший, она сосала с каким-то урчанием, с каким кот грызет кусок мяса. Она вминала меня в себя , крепко сжав голову бедрами, подскакивала, завывала нечеловеческим голосом. Когда мама кончила, она долго плакала, тискала меня, прижимая к себе, говорила, что не отдаст никому.
Она говорила что-то еще, пока не успокоилась и не заснула. Меня поразила ее реакция на обычные, с моей точки зрения, ласки. Так я ласкал свою старшую сестру, ее дочь, кузин и прочих родственниц женского пола, что давали мне. А вот маму, похоже, так ласкали впервые. Молодежь оказалась продвинутее. С тех пор мама полюбила такие ласки, стараясь прибегнуть к ним при каждом удобном случае. Часто ночами, вроде бы нечаянно разбудив меня, садилась верхом, раскрывая свою пипку над моим лицом, а ее рот овладевал моим членом и брал его в плен.
Когда мы смотрели телевизор, я любил сидеть на полу, возле дивана. мама садилась рядом, постепенно перемещаясь и в конце-концов брала меня в плен своих ног. Она никогда не просила о такой ласке, но всегда стремилась ее получить.
Вот и в этот раз, подставив мне влагалище, она ожидала, когда ее накроет волна сладострастия. Я начал неторопливо продвигаться по бедрышкам ближе к заветному месту. Мама пальцами одной руки раздвинула края пипки, развела их, выставляя розовую плоть внутренних губ и шишечку клитора, другой рукой взяла меня за голову, будто собираясь контролировать и направлять мои действия. Едва язык коснулся клитора, малых губ, мама завелась на высокой ноте. Ее стоны можно было назвать пением. Они были молодчины, плавно переходили по высоте и мотиву от одной ноте к другой.
А я уже полностью был погружен в то место, из которого пятнадцать лет назад появился на свет. Желая воздать должное и в благодарность за свое появление, старательно вылизывал каждую складочку, проникал во внутрь, обсасывал, забирая в рот и малые губы и клитор одновременно. Маму трясло, било, просто корежило. Оральные ласки приводили ее в состояние неуправляемой душевно больной, о каких говорят, что в них вселился бес. Вот мама взвыла, крепко сжала ноги и начала кончать.
От таких ласк она кончала обильно, долго, по несколько минут. Из нее выстреливалась жидкость, как из меня во время семяизвержения. Кончив, мама обычно, быстро засыпала. Несколько раз мне даже показалось, что у нее происходил обморок. Вот и в этот раз, сильно вдавив мою голову в свое влагалище, мама кончила, постепенно расслабилась и мирно засопела, даже не сомкнув ног.
- Ни хуя вы дали! У вас что, всегда так?
Голос тети Гали, раздавшийся за моей спиной, заставил меня подскочить. Сел на кровати и обернулся. Нагая, в тусклом свете, с распущенными волосами, она меня даже напугала. А она подошла, уткнула меня, сидящего со стоячим членом, в свою грудь и прошептала
- Ишь, как напугался. Извини дуру старую, не подумала. Любишь мамку-то? Лю-ю-бишь, вон до чего довел. Ох, и достанется же кому-то такое счастье. Ну пойдем, не будем ее будить. Пошли, тетя Галя тебя успокоит.
Тетя Галя успокаивала меня три раза, до самого утра. Вставала раком, лежала на спине, садилась сверху. Подставила даже попу. Любой каприз за ваши старания. Пока не проснулась мать и не забрала меня от ненасытной тетки, с которой мы спали в обнимку на моей тесной кровати.
Утром мать на кухне опять выговаривала Мурзихе, что нельзя же так, что совсем парнишку извели. Та в ответ отбрехивалась, что сама-то так верещала, что просто уснуть не дала, вот и пришлось успокаиваться в объятиях хоть молодого, но мужичка. Обе решили, что сегодня техникум никуда не убежит, пусть мальчик выспится, они пока займутся хозяйством. Впереди два выходных и мальчику еще предстояла приятная работа.