Красотка плыла по улице на своих высоких каблуках так, будто с ними родилась, а все, что было над ними, двигалось необычайно ритмично и слаженно. Одета она была в плотно облегающее фигуру черное короткое платье, узкое до середины таза, а последние двадцать сантиметров вниз до середины бедер распадающееся многочисленными мягкими складками вокруг необыкновенно стройных ног. Бедра раскачивались под узкой талией — нет, не вызывающе, а с тонким чувственным шармом. Я не мог прийти в себя от восхищения. Я шел за ней Бог знает сколько времени, забыв, зачем пришел на эту улицу, забыв обо всем на свете. Единственное, что знал наверняка, так это то, что не хочу терять ее из виду.
Когда она первый раз остановилась перед какой-то витриной, мне удалось увидеть ее лицо вполоборота. У меня, наверное, был глупый вид... Мне показалось, что изо рта потекла слюна. Затем я увидел широкий V-образный вырез на платье. Полная грудь была настолько высокой, что в вырезе виднелась самая красивая и глубокая расселина из всех, которые мне посчастливилось когда-либо видеть.
“Клянусь всеми святыми, что под платьем у нее абсолютно ничего нет, — подумал я, — как там может что-нибудь быть, если платье обтягивает ее так, словно это ее собственная кожа. Я должен сказать ей что-нибудь, даже если это будут последние слова в моей жизни... Я должен услышать ее голос...” О большем я и не мечтал. Остальное (все, о чем зрелый, здоровый мужчина мечтает при виде божества) мелькнуло в моем сознании лишь на сотую долю секунды. Она была слишком недоступна. Даже для меня, Мюнхгаузена!
Вот она снова остановилась и стала с интересом разглядывать витрину.
Теперь или никогда! Я собрал воедино все свое мужество и опыт: или пан, или пропал. “Нет, черт побери, не пропаду, но что бы такое сказать?..” Невероятно, но факт — я, гражданин Вселенной, объездивший весь мир, не мог придумать ни единого слова, парализованный неизвестно чем. Только сейчас я заметил, что она стоит и рассматривает витрину какой-то лавки. Меня словно ударили обухом по голове. Тот образ, который я себе нарисовал, пока шел следом за женщиной, не имел ничего общего с теми шлюшками, что вьются вокруг сомнительных магазинчиков подобного рода. Мне казалось, что она слишком редкое существо, чтобы иметь какое-либо отношение к ЭТОМУ. И тем не менее вот она стоит в трех метрах от магазинчика для продажных женщин.
Быть может, она, если уж на то пошло, просто гораздо свободнее и смелее остальных женщин?
Богиня отвела свой взор от витрины и пристально посмотрела мне прямо в глаза. Смерила меня взглядом от подошв до корней волос и снова вперилась в мои серо-стальные глаза.
Как же она была красива! Она стояла, распределив свой вес на обе необычайно стройные ноги, одна рука небрежно лежала на бедре, а более чем хорошо сложенная грудь просто распирала прикрывавшую ее ткань. В уголках ее рта заиграла улыбка, когда она сказала:
— Ну и что теперь? Вы меня так основательно изучили сзади. Может, мне теперь немного пройти перед вами задом? Или вы сами будете пятиться передо мной? У нас ведь, у девушек, главное — фасад.
Оцепенение как рукой сняло, я смеялся всем своим существом.
— Знаете, — сказал я, — вы самая красивая женщина, которую мне довелось видеть, и те фантазии, которые у меня возникли, когда я смотрел на вас сзади, просто не умещаются в сознании.
— Хорошо сказано, — улыбнулась она. — Но если вы удовлетворены, давайте погуляем вместе. — Она сделала несколько шагов навстречу и взяла меня за руку: — Пошли. Не прошли мы и трех шагов, как снова оказались перед витриной той самой лавчонки.
— Вон те японские любовные шарики ужасно меня интригуют, — сказала она, указывая на какие-то с виду металлические шарики, связанные тонким шнурком. — Я слыхала, что они помогают испытывать невероятное наслаждение (она повернулась ко мне и, улыбаясь, заглянула в глаза). Ты ведь знаешь, как ими пользоваться, да?
— Не-е, — мной вдруг овладело безудержное заикание, — я не уверен... Они ведь предназначены для... гм, я имею в виду, их ведь, гм... это самое... гм...
Она рассмеялась:
— Да, их помещают во влагалище. Говорят, когда с ними ходишь, ощущение совершенно потрясающее.
Я был ошеломлен. Никогда не встречал ничего подобного. Передо мной стояла самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, и говорила о таких вещах и употребляла такие слова, которые совершенно не соответствовали моим представлениям о женщинах вообще и уж тем более не соответствовали тому образу, который я себе нарисовал. Но на меня это подействовало — я это почувствовал и тут же испугался, что со стороны это тоже заметно. Она смотрела на меня, по-прежнему улыбаясь:
— Что-нибудь случилось? У тебя такое выражение лица, будто ты в чем-то серьезно разочаровался. — Она громко рассмеялась:
— Знаешь что, ты окажешь мне колоссальную услугу, если зайдешь и купишь их для меня — кто знает, может, тебе это тоже будет на пользу.
Боже, как он зашевелился там, в штанах. Он был, как всегда, заправлен вниз головкой, как шпага, но теперь ему хотелось на волю, и появилась боль. Она все видела! Она подошла ко мне вплотную, подняла руки и положила их мне на плечи. Улыбаясь, она посмотрела мне прямо в глаза.
— Пошли, — сказала она, — давай зайдем вместе, — одновременно она вдруг резко откинула спину назад, подавшись вперед тазом. По высоте все подошло как нельзя лучше, и я ощутил членом неописуемо приятные круговые касания. — О-о-о, — сказала она, — с этим надо что-то делать, пойдем!
Она взяла меня за руку, и в следующую секунду мы оказались внутри порномагазина. За прилавком стояла женщина, вызывающе одетая в корсет, чулки в сетку и туфли на высоком каблуке. Но все, что всего полчаса тому назад заставило бы меня разинуть рот от изумления, теперь оставило почти равнодушным. Было видно, что она чувствует себя ужасно смущенно в присутствии женщины, с которой пришел.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила она чуть ли не извиняющимся тоном.
— Да, — ответила моя новая знакомая, — я хотела бы посмотреть набор любовных шариков, но только меня интересуют хорошие, те, у которых внутри еще маленький шарик.
— Да, такие у нас тоже есть, — ответила шлюха в корсете, — но они очень дорогие. Теперь настала моя очередь:
— Мы не спрашиваем у вас цену, — сказал я, — нас интересует только качество.
Красавица одарила меня широкой нежной улыбкой, говорившей без слов: “Я знала, что ты настоящий мужчина”, и я почувствовал себя властелином мира!
Она прильнула ко мне и шепнула:
— Извини, меня зовут Анна.
— Олег, — представился я.
Хозяйка лавки вернулась с маленькой коробочкой, обтянутой лиловым бархатом, открыла ее и показала содержимое. Там лежало четыре серебряных, связанных между собой шарика и тридцатисантиметровый шнур, прикрепленный наподобие хвоста ко всему этому великолепию.
— Это те, в которых в каждом шарике есть еще один, поменьше? — спросила Анна.
— Да, это оригинальная японская модель, — ответила та.
...Анна взяла шарики в руку и с лукавой улыбкой спросила:
— У вас, наверное, есть где вскипятить немного воды?
— Да-а-а... Это можно сделать, — ответила недоуменно и как-то нерешительно продавщица, — но... Я имею в виду, зачем...
— Прокипятить шарики, — улыбнулась Анна. — Я хочу их сразу использовать по назначению.
Я весь взмок от волнения и неодолимого желания. Не мог сообразить, куда девать свои руки, не знал, что сказать и надо ли говорить вообще, но что-то в моем подсознании подсказывало, что надо бежать отсюда без оглядки. Однако оттуда же доносился и другой голос, говоривший: “Олег, такого шанса у тебя не было и не будет. В этой женщине есть все, о чем ты мечтаешь с восьми лет. Используй этот шанс, дружище, во что бы то ни стало”.
Продавщица удалилась в подсобку, а Анна подошла вплотную ко мне, взяла мои руки, положила их на свой точеный зад, обняла за шею. Меня словно прошибло током, когда она губами припала к моим губам. Поцелуй значительно отличался от тех поцелуев, к которым я привык. Он был сладкий, нежный, энергичный, страстный, требовательный, многообещающий, манящий, полный множества новых ощущений. Мои пальцы массировали тугой, аппетитный зад. Анна отпустила мои губы и прошептала:
— Не надо поверх одежды, дорогой.
И руки мои скользнули под коротенькую юбку, а в мозгу словно грянул военный оркестр в сопровождении кузнечных молотов. С моих губ сорвался громкий вздох. Анна смотрела прямо в глаза с расстояния всего в несколько сантиметров.
— Я решила, что в такую жару можно прекрасно обойтись без белья. А сознание того, что никто об этом и не догадывается, меня так приятно возбуждает, когда я иду по улице, а все мужички таращатся на меня, — она скользнула рукой вниз и крепко сжала пальцами мой вечно стоящий жезл: — Тебе это тоже нравится, а?
Появилась продавщица:
— Вода вскипела, — сказала она и посмотрела на Анну так, словно подумала: “Эта женщина чокнутая, совершенно припадочная, но как бы я хотела быть такой, как она”.
— Прекрасно, милочка, — сказала Анна, лучезарно и самоуверенно улыбнувшись, и снова сжала мой готовый вот-вот взорваться “стояк”. — Я возьму это на всякий случай с собой. Боюсь оставлять его с тобой наедине. Но ты можешь пойти с нами, — она перевела взгляд на продавщицу. — Или ты уже ходишь с такой штукой? Впрочем, нет, я прекрасно вижу, что не ходишь, иначе у тебя был бы гораздо более довольный вид, я уверена.
Я онемел от изумления. Она была бесподобна, совершенно бесподобна и, судя по всему, абсолютно безо всяких тормозов. Если бы кто-то и остался равнодушен к ее изумительной внешности, то ее откровенный язык и поведение могли обезоружить кого угодно. Удивительно было то, что Анна ни в коей мере не казалась дерзкой или вызывающей. Все, что она говорила и делала, было для нее вполне естественным. И я прекрасно понимал, что единственной причиной того, что я все еще не чувствую себя полностью безоружным, была моя знаменитая эрекция и тот факт, что Анна была к ней небезразлична. Анна направилась в подсобку и, проходя мимо продавщицы, положила руку ей на плечо:
— Пошли. И знаешь что, мне еще нужны ножницы. Этот шнур слишком длинный. Я ведь без трусов.
Я увидел, что для продавщицы это оказалось слишком. Если до этого она была парализована, то теперь было такое впечатление, что она вот-вот грохнется в обморок. С большим трудом она выдавила из себя: — Да... По-моему, у нас есть...
В подсобке стоял стол, над которым было прибито несколько полок, заваленных всевозможным хламом. Было общее впечатление невообразимого хаоса. Кроме этого, к полу были намертво прибиты крохотный кухонный столик и плита, на которой стояла старенькая кастрюлька с кипящей водой. Синяя обшарпанная дверь вела, очевидно, во двор или в туалет.
Анна взяла шарики и опустила их в кастрюльку, а спустя некоторое время выудила их оттуда с помощью ножниц, которые ей дала продавщица. Помахав шариками в воздухе, чтобы они остыли, она поставила одну ногу на край стола. Я крепко сжал бедра, не дав таким образом своей пушке выстрелить и превратить ее нижнее белье в мокрую липкую тряпку. Черт побери, вот это зрелище! Внизу она была небрита (я никогда не понимал женщин, которые сбривали волосы вокруг влагалища, мне казалось это некрасивым). Но она была подстрижена: короткие волосы образовывали фигуру в виде сердца, и лучшую раму придумать было невозможно. Анна раскрыла свое уникальное сердце и правой рукой ввела в него шарики. Почти вся рука медленно исчезла в сочной и красивой любовной щели.
— Вот так, — сказала она, вынимая руку, и, взяв ножницы, обрезала конец шнура прямо у входа внутрь, который тут же закрылся, как цветок тюльпана, почувствовав приближение опасности.
Анна была уже опять в магазине и расхаживала взад и вперед, интенсивно раскачивая бедрами.
— Вы самая красивая женщина, какую я когда-либо видела, — почти простонала продавщица. — Я ничего не возьму с вас за эти шарики, позвольте мне только полизать вас. Только теперь я заметил, что она запустила руку под корсет, в широком вырезе внизу было предостаточно места, чтобы залезть туда рукой, и рука это была прилежной.
— В другой раз, милочка, — ответила Анна. — Сейчас у меня на уме совершенно другое.
— Пошли, — повернулась она ко мне. — Эти шарики действуют точно так, как мне рассказывали. Теперь нам надо найти место, где я смогу получить все, что ты мне приготовил. И это надо сделать как можно скорее.
Она взяла меня за руку и почти выволокла в дверь.
— Стоп, стоп, спокойнее, дорогая, — простонал я. — Свобода передвижения у меня довольно ограничена.
— Ах, да, прости, — засмеялась Анна. — Мы должны поскорее снять избыточное давление, чтобы ты был в форме. Хочу тебе сказать, мой милый петушок, я решила, что займусь тобой всерьез, и, если мы сейчас не найдем укромного местечка, придется тогда расположиться прямо здесь, посреди улицы. Я всегда была страстной девушкой и быстро заводилась, но сейчас я просто изнываю. Я так хочу, как никогда прежде. И дело не только в этих шариках, милый Олег, дело и в тебе.
Последние слова она прошептала, стоя в тени высокой, развесистой пальмы. Ее широкие листья шевелились под набегающим ветерком. А может быть, это были крылья самого посланца богини любви Амура? По крайней мере в ту минуту я не сомневался в этом... И вот я... то есть она...