Я часто вспоминаю те дни, когда мой хуй был размером с пальчиковую батарейку, сперма являлась понятием чисто умозрительным, а любое прикосновение к собственной промежности доставляло радость, сравнимую только с фруктовым мороженым.
Всё началось случайно, когда мне было лет девять-десять, в самом начале восьмидесятых. Кто скажет, что в таком возрасте не был одержим вопросами практического использования собственной анатомии, тот пусть первым бросит в меня камень. В те времена я не засыпал иначе, как с рукой в своих детских трусиках (тогда я ещё спал в трусиках), на улице частенько прятался в укромные места, заголял головку, отчего член моментально вставал, и приходилось садиться на корточки и ждать, пока он опустится, и не стыдно будет выйти на люди. Или утренние сеансы в кинотеатрах, когда зал практически пуст, свет потушен, и, приспустив штаны, весь фильм можно баловаться с собственной залупой. Какое славное было время! Мои личные секс-шопы располагались буквально на каждом углу и назывались почему-то «Союзпечать». Если бы только эти милые бабушки знали, для чего я покупаю карандаши, то немедленно бы вызвали участкового. Также наивны были и аптекарши, снабжавшие меня вазелином в маленьких металлических баночках. (До сих пор удивляюсь, как я додумался не пользовать себя на сухую). Я не знаю, как мне первый раз пришла в голову идея засунуть карандаш в попу, потому что градусник мне ставили исключительно подмышку. Хотя иногда смутно вспоминается стоящая у нас дома в углу радиола, по-моему «Аккорд», с пластмассовой крышкой, украшенной посередине торчащим шпилем, напоминающим маленькую сосульку, и я, пятилетний, пробующий усесться на неё задом. Мне сейчас самому странно, что представлял я при этом не мужской половой хуй, а курящую за школой хулиганистую семиклассницу Ларису в стоптанных туфлях и умелым матом на накрашенных губах.
Я и сейчас не забыл о ней. В память о тех временах и мастурбациях я периодически снабжаю её средствами на постоянное похмелье, в очередной раз встретив возле местного круглосуточного магазина. Конечно, многое изменилось. Стоптанные туфли превратились в непонятного вида сапожки, исчезла косметика, мат стал ещё виртуознее, да и дрочу я теперь исключительно на мужчин.
О, сколько карандашей я попортил, вводя их внутрь себя и брезгливо выкидывая сразу же после. Я практически не ел в детстве мороженого, так как выданные на него деньги тратил исключительно на свои импровизированные фаллоимитаторы. Лёжа под одеялом с карандашом в попе, я зажимал в кулаке пипиську, пока головка не становилась фиолетовой. Поочерёдно, то напрягая ягодицы, то полностью расслабляясь, я до мельчайших подробностей ощущал тонкий деревянный стержень своим узким анусом, и это могло продолжаться часами. После чего требовалось все также с крепко зажатой жопкой пробежать в ванную, достать испачканную калом палочку и спрятать в заранее припасённый пакетик, чтобы потом незаметно выкинуть его в мусоропровод.
Тогда ещё у меня не было мудрых старших товарищей. Говоря другими словами, попросту некому было доходчиво объяснить мне, что, собственно, полагается делать с требующим постоянного внимания хуем. Советское телевиденье того времени также не удосужилось донести до меня всю правду о педофилах, что на несколько лет отодвинуло мои неспелые прелести от неизбежного знакомства с суровой действительностью. Я много раз в душевой бассейна «Москва», куда ходил по абонементу, видел взрослых голых мужчин, как бы мельком, ненавязчиво, рассматривающих мои гениталии, а один раз даже ощутил на собственной заднице чью-то руку, но я просто не знал тогда, что всё это значит. Сейчас, сидя в белых чулках и женском нижнем белье перед компьютером, откликаясь в чатах на имя «Вафелька», и между делом набирая этот сумбурный текст, я клянусь вам в том, что, не задумываясь бы подставил тогда свой рот (на тот момент только рот) под вымытые члены этих извращенцев, если бы только догадывался о возможности такого контакта. В моей детской голове никак не могли состыковаться мутное порнографическое фото с толстой негритянкой, берущей в рот нечто огромное, счастливым обладателем которого я являлся, и окружающие меня реальные хуястые персонажи. Увы, молодость, а тем более детство имеют свои недостатки. Выражение «сосать хуй» я, конечно, знал, но применить это знание на практике было попросту непостижимо.
Через пару лет, когда мне было уже двенадцать, и я начал разбираться в данном вопросе, в Московском зоопарке, в небольшой давке около вольера со слоном, я почувствовал на своей промежности руку стоящего рядом мужчины в тёмно-коричневых брюках (отчего-то запомнились именно брюки). Его ладонь сначала робко, а потом, чуть осмелев, сжала мои причиндалы, но при этом его взгляд рассеянно шарил по сторонам, поверх чужих голов, будто выискивая кого-то среди толпы. Это продолжалось недолго, с минуту, но эту минуту я помню до сих пор. Если бы он только посмотрел на меня! Хотите - верьте, хотите - нет, в тот момент я был готов кивнуть ему или дать понять каким-либо иным образом, что хочу и позволю сделать с собой гораздо больше, чем то, что он делал и на что рассчитывал. Да что там, я бы пошёл бы за ним, куда он скажет и уверен, что ни до, ни после, он не был так близко к осуществлению своих самых тайных надежд. Но он по-прежнему смотрел мимо, и тогда я своим вставшим хуем стал настойчиво тереться об его ладонь, пытаясь донести до него всю правду о своём состоянии. Это было моей ошибкой. Он испугался! Он реально испугался и моментально исчез из поля моего зрения. Я ещё долго ходил потом по зоопарку, высматривая среди многочисленной толпы его коричневые брюки, но безрезультатно. Один взгляд, всего один лишь взгляд на меня и немного смелости – и это было бы самым памятным моментом моей, да и его, наверное, жизни. Мужик, тебе, наверное, сейчас лет семьдесят, и если ты случайно прочтёшь эти строки, то знай, чего ты лишился сам, чего не дал мне, и прости, если что всё так получилось. Надеюсь, ты часто дрочил потом, вспоминая о произошедшем.
Ещё несколько раз меня как бы случайно лапали в общественном транспорте. Интересно, это было со всеми, или я каким-то образом притягивал к себе людей со столь неоднозначными наклонностями? Хорошо помню час-пик на Замоскворецкой линии и молодого невысокого парня, на протяжении трёх или четырёх остановок держащего меня за хуй. Помню также бородатого бодрого старичка, застенчиво показавшего мне своё сокровенное в кулуарах общественного туалета в Царицынском парке. Повзрослев на пару-тройку лет, я не раз потом ошивался в окрестностях этого сортира, надеясь на лучшее, но лучшее так и не наступило. Правда, стоит сказать, что в тот период жизни меня интересовали как мужские, так и женские гениталии, но женских мне почему-то никто не показывал.
Тут стоит задуматься, только ли сами извращенцы виновны в своих преступлениях? Естественно, растление малолетних - преступление страшное, и за изнасилование ребёнка расстрел через повешенье самая мягкая мера наказания, но, бля буду, что если бы у меня, двенадцати – тринадцатилетнего, тогда было бы такое количество информации об этой стороне жизни, которое дети имеют сейчас, я бы непременно отправился на поиски приключений на свою задницу. Храни вас Бог, ещё не переступившие черту растлители, от таких детишек, как я.
Так что мне было одиннадцать, жизнь катилась вперёд, и собственных гениталий уже не хватало. К тому времени я крепко сдружился с парнишкой из своего класса, таким же, как оказалось впоследствии, одержимым, как и я сам. За неимением теперешних развлечений, мы целыми днями пропадали на улицах или пускали самолётики с балкона, благо днём его квартира была абсолютно свободна. Собственно, с этого всё и началось. В очередной раз, завалив весь двор бумажными истребителями и опасаясь справедливого возмездия местного дворника дяди Пети, мы благоразумно остались дома, не особо зная, чем себя занять. И тут он произнёс фразу, определившую наши отношения на годы вперёд.
- А давай походим рогатыми, - прозвучало абсолютно непонятное для меня предложение.
- Какими?
- Ну, рогатыми, раздетыми-голыми, - доходчиво объяснил он. У него вообще был сомнительный дар изобретать слова, мало кому понятные.
Как я уже говорил, детская гиперсексуальность крепко держала меня в собственных руках, и его предложение пришлось как раз впору. С тех пор улица видела нас только в то время, когда его родители или сестра были дома. Именно тогда я впервые коснулся чужого хуя. Его член был чуть меньше моего, но мне он нравился гораздо больше, чем собственный. У него был красивый, задорно торчащий вверх детский хуй толщиной с указательный палец взрослого человека и примерно такого же размера, крайняя плоть которого полностью закрывала головку и выступала вперёд каким-то чуть сморщенным жгутиком. Кстати, как я убедился впоследствии, его член вырос достаточно, чтобы заставить меня сжимать в зубах угол подушки, заглушающей мои стоны.
А тогда все было почти безвинно. Сначала мы просто играли в обычные детские игры, изредка касаясь обнажённых гениталий друг друга. Потом игры стали серьёзнее – мы стали играть в «семью», где один из нас брал на себя роль «жены», а другой становился «мужем». Почему-то чаще «женой» оказывался именно я, хотя и по росту, и по характеру был ведущим в нашей дружбе. Наверное, это происходило потому, что «жена» надевала женские трусики, принадлежащие сестре моего товарища, а также мамин халат. Отчего-то мне было приятно чувствовать себя в женской одежде. Я даже, входя в роль, красил губы ярко-красной помадой его матери и надевал её же клипсы. По условиям этой нехитрой игры я встречала «мужа» с работы, кормила его, после чего мы шли спать. Тогда и начиналось самое интересное. Мы ложились на кровать, обнимали друг дружку, и начинали целоваться, причём делали это по-взрослому, хотя и неумело, засовывая свои языки глубоко в рот. При этом он гладил меня по всему телу, а я крепко держала его за хуй. Да, именно «держала», так как игра была серьёзная, и я мог говорить о себе только в женском роде. После объятий и поцелуев он ложился на меня сверху, и мы имитировали половой акт, во время которого он тыкался своей писькой куда-то в область моих бёдер. Впрочем, мы не раз пытались сделать с ним имитацию женской пизды, то из ваты, то из яблока с вырезанной в нём дыркой, которое я должен был зажимать между ногами. Но, в конце концов, все кончилось тем, что он просто совал свой хуй куда-то мне под яйца, я сдвигал ляжки и таким образом он ебал меня минут десять – пятнадцать. Вы видите, как полезны бывают в смысле развивающих игр малогабаритные квартиры, в которых дети зачастую спят в одной комнате с родителями. Во время «ебли» мы всегда смотрели в лицо друг другу, иногда целуясь и не испытывая при этом никакой неловкости или смущения. Я до сих пор считаю, что это были мои самые настоящие первые поцелуи, которые мне довелось испытать в столь юном возрасте, да ещё и с мужчиной. Может быть, сейчас моя память что-то и приукрашивает, но, по-моему, в те моменты я чувствовал себя натуральной девушкой, и я была рада, что у меня такой красивый «муж». Спасибо тебе за это, Димка, и удачи тебе с твоим туберкулёзом и сахарным диабетом в больнице где-то под Солнечногорском.
После «соития» он слезал с меня, и мы «засыпали», при этом я клал голову ему на живот, и брал в рот член, именно брал, так как о сосании хуев мы с ним не имели никакого понятия. Я просто держал его во рту, иногда касаясь языком кончика кожи, которая прикрывала маленькую залупку.
Кстати, в этом рассказе не будет ни его старшей сестры, застукавшей нас во время преступления и принявшей в наших проделках самое активное участие. Также здесь не будет родителей, обучающих двух малолеток интимным тонкостям семейной жизни. Здесь нет членов размером с недоделанное Буратино и грудей первой учительницы. Ничего этого с нами не случалось и мне даже страшно представить, что было бы на самом деле, если бы кто-нибудь из взрослых узнал о наших «проделках».
Постепенно эта игра с некоторыми вариациями стала основной в нашем репертуаре, мы развлекались так около двух лет, правда, к концу этого срока, нахватавшись основ сексологии, я уже по-настоящему стал (или стала) ласкать ртом его орган. Теперь уже роли разложились окончательно, и «женой» всегда была я. Но при всем этом я сосал ему только во время игры, что для нас обоих было как бы понарошку, а меня это уже не устраивало. Все дело в том, что во время летних каникул, которые я проводил в деревне недалеко от Москвы, у меня появился ещё один «друг», на этот раз старше. И хотя разница была всего в один год, он знал много такого, о чем я даже не догадывался.
Если честно, я не помню, кто из нас первым и как именно предложил перевести нашу дружбу на новый уровень. Скорее всего, он, так как именно он верховодил в нашей паре. И хотя здесь тоже не обошлось без ролевых семейных игр, гораздо большее внимание мы уделяли, как бы это сказать, играм именно с телами друг друга. На равных правах и безо всяких ролей мы засовывали друг другу в зады так любимые мной карандаши и любые другие, подходящие для этого предметы, правда не очень толстые, теребили члены между ладонями на манер палочки для добывания огня и целовались взасос. Я в то лето впервые, так сказать, «вне игры», взял в рот и впервые же почувствовал внутри себя чужой палец. Но это не было именно сексом в прямом понимании этого слова. Некоторая условность происходящего все же присутствовала. После оральных ласк мы как бы демонстративно показывали друг другу, что это так, просто попробовать, а не по-настоящему, и обязательно долго отплёвывались. Хотя, как мне кажется, ему это нравилось так же, как и мне.
Впрочем, именно это демонстративное неприятие пассивной роли мне было на руку. Так как он был старше, когда дело доходило до игры в «семью» (не забывайте, мы все же были детьми, и могли сделать игру из чего угодно) роль «жены» всегда доставалась мне.
Я тут понял, что, собственно, роль жены мне всегда нравилась больше роли мужа. Все-таки стереотип сексуального поведения закладывается ещё в детстве, и уже тогда я охотно принимал на себя эту в чем-то обидную для моих товарищей роль. Так что вопрос кем быть, активным или пассивным, для меня даже не возникал. Я с удовольствием брал в рот хуй, и даже не требовал ни от одного, ни от другого аналогичных действий с их стороны. И хотя мне тоже очень нравилось, когда меня ласкали подобным образом, я всё же «сосал» гораздо чаще. Хотя здесь, наверное, кавычки уже стоит отбросить – тем летом я стал сосать по-настоящему.
И хотя мы оба уже знали о том, что «в жопу можно ебать», дальше взаимной анальной мастурбации дело у нас не продвинулось. Я был готов к этому, но открыто предложить так и не осмелился. Наверно, и он был готов, но из-за ложной стыдливости постеснялся. Все-таки в тринадцать лет мы знали, что «ебут пидарасов», а быть «пидарасом» в глазах друг друга не хотелось. (Интересно, получается, что чужой хуй во рту как бы в зачёт не шёл, был, так сказать, условно-стыдным, а ебля была бы уже окончательным падением). Но думаю, если бы лето было на месяц дольше, все подошло бы к своему логическому завершению. Причём я на девяносто девять процентов уверен, что если бы он всё-таки предложил бы мне это, то «принимающей стороной» стал бы именно я.
Кстати, и в деревне я умудрился ввести в обиход наших игр элементы женской одежды, а именно украденное у местных дачников девчоночье платье, незаметно снятое с верёвки в огороде во время просушки. И это было моё первое собственное платье, так как роль «жены» в нашем тандеме была исключительно моей прерогативой. Потом оно тайком от родителей было перевезено мной в Москву, и пряталось на антресолях.
Если задуматься, у меня было счастливое детство. Я делал именно то, чего хочу и сейчас, а именно, переодевшись в женское, сосал хуи у своих товарищей. Вся разница заключается в том, что тогда я был милым ребёнком, а теперь стала здоровой старой кобылой, мечтающей о постоянном члене. Именно «мечтающей о постоянном», а не «постоянно мечтающей о».
Итак, вернувшись с каникул в Москву, я твёрдо решил перевести нашу «семейную» жизнь в другое, более углублённое русло. Случилось так, что на этот раз мы в отсутствие родителей зависли на моей квартире. К тому времени я уже был счастливым обладателем сворованных по разным местам предметов женского туалета – колготок, трусиков, великоватого мне лифчика и, конечно, самого главного – короткого белого платьица. Отлучившись в ванну, я быстро переоделся, завершив картину маминой губной помадой, её же бусами и туфлями на высоком каблуке.
Таким образом, не спрашивая его желания поиграть в наши игры, я предстал перед Димкой при полном параде, вернее «предстала». Впервые за всё время нашего знакомства, не сказав условной фразы «Давай походим рогатыми», пропустив все предварительные «бытовые» этапы, я молча посадила его на стул, встала на колени, спустила с него тренировочные штаны вместе с трусами и начала смело сосать уже стоящий член. Судя по реакции, мой внешний вид произвёл на него впечатление. Я уверена, что он тоже понимал, что это уже не игра, но не сделал никаких попыток к прекращению данного безобразия. Я сосала долго и самозабвенно, полностью заглатывая его член и вылизывая яички, благо размеры позволяли мне делать всё это без особой натуги. Не знаю, представлял ли он себе в это время на моём месте какую-нибудь одноклассницу, но товарищем в тот момент я ему явно не был – я была той, которой он давал в рот! Он точно не воспринимал меня тогда, как человека одного с ним пола. А что в это время творилось со мной! Меня трясло в прямом смысле этого слова, трясло от стыда и возбуждения (меня и сейчас трясёт, когда я пишу эти строки). Если бы я захотела встать на ноги, то навряд ли смогла это сделать. Но я не на миг не переставала ласкать его своим ртом, лишь оторвалась на мгновение, чтобы выдать давно уже заготовленную фразу, которую хотела сказать больше всего на свете:
- Называй меня теперь Таней.
Мне было очень неловко говорить ему это, я чувствовала, как у меня горят уши и боялась, что он оттолкнёт меня и обзовёт каким-нибудь обидным словом. Ведь я ясно дала ему понять, кто я на самом деле, по понятиям двора я опустилась так низко, что дальше было просто некуда. Я вафлёрша! То, что я делала, было гораздо хуже, чем даже обгадиться перед всем классом, отвечая у доски на уроке, хуже, чем быть пойманным на воровстве. Это был нижний предел, после которого оставалось только переехать в другой район или даже город. Это было клеймом на всю жизнь.
Он сразу понял это. Всё дело в том, что за лето мы с ним сильно повзрослели. Он понял, что я хочу быть девушкой, что сосать хуй для меня не просто невинная детская забава. Теперь я была полностью в его власти, несмотря на своё физическое превосходство. Игры кончились. Достаточно было ему рассказать обо мне во дворе, и моей дальнейшей судьбе можно было не позавидовать. Меня всё ещё трясло, когда я, закончив делать минет, с горящим от стыда лицом забилась в угол дивана, не смея взглянуть на него. Надо отдать ему должное – он тоже смутился, но всё же слишком явно было желание получить постоянную вафлёршу, причём от него зависящую. А где вы ещё в тринадцать лет найдёте возможность пристроить свой хуй в рот другому человеку?
- Я никому не скажу, если будешь сосать мне, когда я захочу – наконец выдал он своё решение.
- Ты и правда не скажешь? – мне на самом деле было страшно.
- Ну, будешь делать, что я тебе скажу, тогда никто не узнает.
Естественно, я была готова на всё. Несмотря на возможность разоблачения, я понимала, что я добилась своего, пусть даже и таким образом. Единственным минусом в сложившихся обстоятельствах было то, что он так ни разу и не назвал меня Таней.
Мы сидели с ним на одном диване, не касаясь друг друга. Говорить тоже было не о чем. О чём тут вообще можно говорить, когда твой лучший друг оказался пидором? Возврата к старому уже не было, и мы оба прекрасно понимали это. Я боялась предложить ему что-нибудь, а он сам ещё не до конца разобрался, как ему вести себя в данной ситуации. Молчание затягивалось.
- Может, пойдём на улицу? – выдавила я из себя наконец.
Мда, деликатностью мой бывший друг, как оказалось, не страдал.
- А тебя в жопу ебали? – спросил он, игнорируя моё предложение.
- Да, - соврала я ему.
А что? Падать так падать. К чему оттягивать неизбежное? На самом деле я сама этого очень хотела. Мне казалось, что моя дырочка уже достаточно растянута, карандаши остались в прошлом. Да, я действительно повзрослела за это лето.
- Тогда раздевайся.
- Можно, я платье оставлю? – спросила я. Я не хотела его снимать, потому что чем, в таком случае, я буду отличаться от парня? Наверное, ему тоже хотелось видеть эту разницу, поэтому я быстро стянула с себя трусы с колготками и встала посредине комнаты, не зная, что делать дальше.
- Вставай раком.
Я опустилась на пол на четвереньки, задрала подол и без того короткого платьица и замерла, отклячив задницу. Надеюсь, что в тот момент я выглядела сексуально.
Никогда не думала, что будет так больно. Несмотря на небольшой размер члена, казалось, что в меня с размаху засунули, по крайней мере, палку для игры в банки, которой мы тогда увлекались. Этот идиот просто приставил свой хуй к моему анусу и со всей дури надавив, одним движением загнал его по самый корень. У меня и сейчас там не дыра, а тогда это был просто какой-то кошмар!
Милые мальчики! Быть выебанной в жопу не так-то просто. Не пренебрегайте опытом партнёра и анальной смазкой! Зачем вам портить себе удовольствие?
Перед тем, как что-нибудь ввести внутрь себя, я всегда использовала вазелин, а тут у меня в прямой кишке оказался кусок инородного тела мало того что толще обычных для меня размеров, а ещё и без соответствующей подготовки. Резко дёрнувшись вперёд, я упала лицом на ковёр.
- Ну, ты чего? – недовольно спросил он.
- Больно, - сказала я ему, все ещё ощущая жжение в своей попке.
- Так ты говоришь, что ебалась уже.
Оттого, что он назвал меня в женском роде, сказал «ебалась», не «ебался», я моментально простила ему его неопытность и грубость. Да и куда, собственно, мне было деваться?
- Надо сначала смазать вазелином, и потом медленно засовывать, - слово «вводить» в моём лексиконе ещё отсутствовало. – Сейчас принесу.
- Давай тогда ты мне смажешь и сама сядешь на него, - он опять обратился ко мне как к девушке, и это было восхитительно! Для меня такое обращение было даже главнее секса. Меня признавали такой, какой я хотела быть.
Обильно намазав его член, я встала в исходную позу и, взяв его в руку, пристроила к своей дырочке. И аккуратно, медленно насаживаясь на него, я, наконец, получила то, к чему шла все эти годы – живой мужской член в своей заднице. Никакой фаллоимитатор не передаст того ощущения заполненности, сознания, кричащего внутри тебя «Меня ебут! Я женщина!», той интонации движения, даже если это неопытный мальчик, совершающий свои первые настоящие фрикции.
Я ещё несколько лет после этого сосала ему, прибегая по первому требованию, ещё не раз он имел меня в женском обличии, но больше ни разу так и не поцеловал меня в губы. Некоторые стереотипы слишком сильны, и переступить через них способен не каждый. Потом последовал длительный перерыв, после которого, уже лет в тридцать, он последний раз поимел меня, перед тем как окончательно спиться и, потеряв квартиру, подхватив туберкулёз, окончательно раствориться в больницах для бездомных. Я иногда вижу его, своего первого мужчину, на пару недель выбравшегося из больничной палаты и ожидающего чьей-нибудь подачки у вестибюля метро.
Я абсолютно уверена, что чуть ли не половина подростков хоть один раз, но держала во рту чужой член (таких, которым удалось проделать такой фокус со своим собственным – единицы), но много ли из них способно признаться в этом, пусть даже заочно и перед чужими людьми? В отличие от них, я заявляю вам во весь голос: да, я вафлёрша, и я счастлива!
В моей дальнейшей жизни тоже хватало приключений – первый секс с женщиной на следующий год после описанных событий, взрослый парень из моего же дома с немного садистскими наклонностями, полный отход от однополой любви, женитьба, развод, затем снова тяга к женской одежде и мужским половым органам. На меня, плачущую в ванной, мочились армяне, я влюблялась, оставалась снова одна, меня заставляли сосать у огромного дога. Может быть, когда-нибудь я опишу всё это, но меня до сих пор не оставляет надежда встретить человека, который примет меня такой, какая я есть, и будет гладить по волосам долгими зимними вечерами.
С уважением, Ваша Вафелька.